Разумеется, я спланировал это заранее. Надеялся столь драматичным образом завершить допрос Рейски. Но того, что случится дальше, предвидеть я не мог. Миссис Беверди Хардэвей, коренастая темнокожая женщина пятидесяти одного года, наша присяжная номер три, которая сидит в середине первого ряда, услышав абсурдное заявление Рейски, от неожиданности громко прыскает.
Смех звучит с ошеломляющей внезапностью и тут же обрывается. Провинившаяся женщина обеими руками зажимает рот, стискивает зубы и испуганно оглядывается по сторонам. Тело же её продолжает сотрясаться от сдавленного смеха.
К огорчению миссис Хардэвей и великой моей радости, смех её оказывается заразительным. Сначала смешинка попадает в рот мистеру Рэнсону Пелку, который сидит прямо за спиной хохотушки. Затем хихикать начинает миссис Элла Фей Солтер, сидящая по соседству с миссис Хардэвей. Тут же смех подхватывает ещё кто-то, и в следующее мгновение от хохота покатываются уже буквально все присяжные. Некоторые, правда, поглядывают на миссис Хардэвей с мягкой укоризной. Остальные же смотрят на Рейски, пожимают плечами и недоуменно качают головами.
Рейски предполагает худшее; что именно он — причина этого пандемониума. Повесив голову, он понуро разглядывает пол. Драммонд строит хорошую мину при дурной игре, делая вид, что ничего не случилось. Его боевых орлят не видно — все сидят, попрятав носы и уткнувшись в свои записи. Олди с Андерхоллом сосредоточенно приводят в порядок дружно развязавшиеся шнурки на туфлях.
Киплера тоже разбирает смех. Он дает всем высмеяться всласть, затем, дождавшись, пока шум поутих, стучит молоточком, как бы желая официально зафиксировать: да, показания Пейтона Рейски и в самом деле развеселили присяжных.
Все это занимает считанные мгновения. Нелепый ответ, внезапный смешок, испуг, хихиканье и хохот, осуждающие покачивания головами. Но на лицах некоторых присяжных я читаю облегчение. Как будто, посмеявшись, хоть и недолго, они тем самым высказали Рейски и «Прекрасному дару жизни» все, что о них думают.
Для меня это воистину звездная минута. Я улыбаюсь присяжным. Мне улыбаются в ответ. Мои свидетели говорят правду, а вот драммондовским верить нельзя ни на йоту.
— У меня все, ваша честь, — цежу я, всем своим видом показывая, сколь отвратителен мне этот лживый проходимец.
Драммонд уязвлен до глубины души. Он наверняка рассчитывал, что я провожусь с Рейски целый день, пытая его про руководства и статистические данные. Он шелестит бумажками, перешептывается с Т. Пирсом, затем встает во весь рост и провозглашает:
— Наш следующий свидетель — Ричард Пеллрод.
Пеллрод в бытность Джеки Леманчик инспектором по заявлениям был её непосредственным начальником.
Во время предварительных допросов Пеллрод меня здорово допек — вел себя заносчиво и вызывающе; словом, свидетелем был никудышным. Но появление его здесь нисколько меня не удивляет — должны же прекраснодаровцы закидать Джеки грязью! Кому, как ни Пеллроду, её знать.
Ему сорок шесть лет, он среднего роста и сложения, с брюшком любителя пива, изрядно поредевшей шевелюрой, неправильными чертами лица, испещренного вдобавок какими-то подозрительными пятнами. Переносицу украшают очки в идиотской оправе, да и вообще привлекательности в нем не больше, чем у подгулявшего верблюда, но Пеллрода это мало заботит. Однако, если он заявит, что Джеки Леманчик была обыкновенная потаскуха, которая сама пыталась его соблазнить, присяжные наверняка засмеют и его.
В общем, Пеллрод совершенно к себе не располагает, что, наверное, не должно удивлять, учитывая, что он двадцать лет просидел в отделе заявлений. Симпатичный как сборщик долгов, он органически не способен вызвать ни сочувствия, ни доверия у присяжных. Типичный заплесневелый бюрократ, всю жизнь проторчавший в своей крысиной норе.
И ведь он ещё лучший, на кого может рассчитывать неприятель! Ни Лафкина, ни Олди или даже Кили — Драммонд вызвать не рискнет, поскольку эти люди проштрафились и вконец утратили доверие жюри. Правда, в списке у Драммонда числится ещё с полдюжины сотрудников «Прекрасного дара», но чутье мне подсказывает: никого из них он не вызовет. Что они могут сказать? Что злосчастные руководства — плод нашего воображения? Что в их страховой компании не обманывают клиентов и не подтасовывают документы?
В течение получаса Драммонд с Пеллродом обмениваются заученными вопросами и ответами, разбирая сложный механизм прохождения бумаг через отдел заявлений и пытаясь доказать, что в «Прекрасном даре жизни» ради клиентов идут на любые жертвы, но — все их ухищрения вызывают лишь безудержную зевоту среди присяжных.
Судья Киплер решает покончить с этим занудством. Он прерывает Драммонда на полуслове, предлагая:
— Послушайте, мэтр, а нельзя ли чуть повеселее?
Драммонд оскорблен в лучших чувствах.
— Но, ваша честь, я имею полное право подробно допросить этого свидетеля.
— Разумеется. Но почти все это присяжные уже слышали. Вы повторяетесь.
Драммонд просто не верит своим ушам. Он пожимает плечами, придает себе обиженный вид и пытается создать впечатление, будто судья к нему придирается.
— А вот адвоката истца вы что-то не торопили, — бурчит он.
Зря он это сказал. Не на того судью напал.
— Дело в том, мистер Драммонд, что в отличие от вас, мистер Бейлор присяжных не усыплял. Продолжайте, пожалуйста.
Эта отповедь судьи и недавняя выходка миссис Хардэвей встряхнули присяжных. В их рядах царит оживление, они готовы в любой миг посмеяться над защитой снова.
Драммонд меряет Киплера свирепым взглядом, как бы говоря, что, мол, сочтемся позже, и возвращается к допросу. Пеллрод сидит, похожий на жабу, глаза полуприкрыты, голова чуть наклонена набок. Да, совестливо признает Пеллрод, случаются и в нашей работе мелкие недочеты, но крупных проколов не бывает. Что же касается данного дела, то, хотите верьте, хотите — нет, но большинство ошибок было допущено по вине Джеки Леманчик, не слишком благополучной женщины.
На время они вновь возвращаются к делу Блейков, обсуждая какие-то пустяковые документы. Драммонд старательно умалчивает о письмах с отказами, тратя время на выяснение никому не нужных и не интересных подробностей о прочих бумагах.
— Мистер Драммонд! — вновь прерывает его Киплер. — Хватит ходить вокруг да около. Все эти бумаги уже давно приобщены к делу и присяжные с ними ознакомлены. Другие свидетели рассказали нам о них все, что только можно было рассказать. Переходите к следующему пункту.