— Случайно, пенсии ваши тоже не нарисовались?
— Увы! — Отец развел руками.
Я давно замечаю у тебя меркантильные качества! — учительским тоном проговорила мама и тут же поправилась: — Нет, нет! Не думай, воспитывать мы тебя не собираемся, ты уже большой мальчик.
— М-мама! — Слово далось ему почти без труда. Он решился: — Мама, дай мне свою руку. — Антон протянул ладонь.
— Зачем же?.. Как же… мы ведь сейчас, — испугалась она и все-таки робко накрыла его руку.
Когда-то у Таньки была тряпичная кукла. Сестра мечтала в то время стать врачом-хирургом. Бритвой вскрыла кукле руки, ноги и живот, вытащила туго набитую желтую вату, на ее место засунула воздушный синтепон от старой куртки. Наложила «швы» — операция закончена. На ощупь кукла была как мамина рука теперь: ни температуры, ни живого биения плоти — мягкая равнодушная масса.
Жизнь Антона раскололась на две части — реальную и мистическую. Днем он общался с живыми людьми, вечером вел беседы с покойниками. Возвращаясь домой, останавливался поболтать с Ириной Сергеевной. Из доброты сердечной останавливался: тетке больше не с кем (из здравствующих) перекинуться парой слов. Если бы Антон точно не знал, что она преставилась, то сказал, что рассуждает Ирина Сергеевна живее всех живых. Клянет окрестных собачников, жэковских работников, собственного зятя-алкоголика и внука-хулигана — все как при жизни. Выговорившись, спохватывается:
— Иди, заболтала тебя. Но хоть душу отвела. У меня, кроме нее, ничего и не осталось.
Отец и мать первые дни пребывали в суетливом напряжении: не надоели мы тебе, не мешаем? Да и сам Антон нет-нет да и вздрагивал: форменная паранойя, с кем я общаюсь? Но потом привыкли. Мать с отцом — типичные пенсионеры, интеллигентные, ненавязчивые, гармоничному союзу которых не хватало только общей заботы об отпрыске. Они получили и заботу, и отпрыска.
Антона безумно интересовало все, что касалось того света и загробного мира. Есть ли там природа, здания, товарно-денежные отношения, мораль, любовь, языковые барьеры? Тысячи вопросов! Но ответы на них — табу. Причем и отец и мать имели слабинки, за которые журили друг друга. Отца подмывало рассказать о встречах с великими, а маме хотелось с помощью Антона вмешаться в земную жизнь во благо добрых людей.
— Ты, случайно, с Ферма не виделся? — спрашивал отца Антон, когда мама выходила из комнаты.
— Любитель! — заговорщицки шептал отец. — Гениальный, но любитель. Ни одного доказательства не оставил, только формулировки. Забавлялся, слава ему не нужна, а дразнить коллег — в удовольствие.
— А теорема? — подталкивал Антон. — Великая теорема?
Бедой отца (и при жизни тоже) была манера заходить издалека.
— Как ты знаешь, — начал он лекцию, — Ферма хотелось во что бы то ни стало понять свойства и отношения простых чисел. Как и Пифагору.
О чем вы говорите? — Подозрительно нахмурившись, появляется мама, садится рядом с вязаньем. — О Пифагоре? Будь он хоть тысячу раз гением, но не самодуром упрямым! Втемяшил себе в голову, что Вселенной управляют числа — только целые числа. А иррациональные, которые ни целыми, ни дробью не являются, видите ли, были ему отвратительны.
Мама почти тридцать лет прожила с математиком. Невольно была в курсе многих проблем, но подходила к ним с бытовой меркой:
— Его, Пифагора, ученик Гиппас. Такой славный юноша, семья достойная, невесту сосватали. Ну, забавлялся мальчик на досуге с числом «корень из двух», пытался найти эквивалентную дробь. Так ее же нет — только иррациональное число. Возликовал Гиппас, к учителю побежал. А Пифагор что? Гордыня обуяла, не желал признать новый источник чисел. Гиппаса велел убить, утопили бедняжку.
— Вообще-то мы говорили о Ферма, — с тоской напомнил Антон, подозревая, что новую информацию вряд ли удастся выпытать.
Отец открыл рот, но мама его быстро перебила:
— О Поле Ферма? У них с Луизой пятеро детей было, но только старший, Клеман Самуэль, удачненький. После смерти батюшки опубликовал его работы. Илюша? — повернулась она к мужу. — Как книжка-то называлась?
— «Диофантова Арифметика, содержащая примечания Поля де Ферма», — буркнул отец.
— Вот и Диофант, — подхватила мама, — тоже не завидная судьба. В Александрии древней жил, личного счастья никакого, только задачки собирал да свои придумывал. Труд выпустил. По тем временам с чудным названием «Арифметика». Из тринадцати томов только шесть пережили средневековое лихолетье. Бился Диофан, бился, а труды его коту под хвост, математику-то ко временам древних вавилонян отбросило.
Я же не прошу на бумажке доказательство теоремы Ферма написать! — обиженно пробурчал Антон. — Трудно вам сказать: есть оно или нет? Четыре века люди бьются!
— Да, — горько вздохнула мама, — некоторые так, сердешные, переживали, все доказывали… На дуэли бились и даже самоубийством жизнь заканчивали.
— И как Ферма им на том свете в глаза смотрел? — Антон чуть не подпрыгнул от любопытства. — Совесть его не мучила?
Но мама умела ловко уходить от ответа про «на том свете» к фактам «на этом».
— Совесть! — махнула она рукой. — Ведь Поль Ферма судьей был. Илюша, в каком городе? Правильно, в Тулузе. Карьеру сделал, но не потому, что особо на службе убивался, а чума тогда свирепствовала, вот он и продвинулся.
— Поль де Ферма величайший ученый! — гневно воскликнул отец.
— А кто спорит? — откатывает назад мама. — Я только хотела сказать, что священников провинившихся он на костер с удовольствием отправлял. Суд не затягивал, быстро приговор подписывал. Илюша, не нервничай. Тебе вредно нервничать. То есть уже не вредно, но…
— Папа! Одно слово! — умолял Антон. — Просто кивни. Ты видел доказательство?
— Илюша, помни, кому ты навредить можешь, — тихо напоминала мама.
Отец уже набрал воздуха, но горестный всхлип мамы отрезвил его. Отец нахмурился.
— Тебе никто не запрещает включить свой логический аппарат, — сказал он сыну. — Выводы, к которым может прийти один человек, не заказаны для другого.
Ферма ошибся? — быстро и настойчиво спрашивал Антон. — Выдвинул гипотезу и не удосужился ее доказать? Розыгрыш? Такой миленький розыгрыш всего лишь на четыреста лет? Старикашка чуть-чуть пошутил, а мы корячимся?
Отец взял газету и сделал вид, будто читает. Мама сочла нужным оправдать гения:
— Конечно, у Поля имелись недостатки. Но можно отметить и достоинства. Рене Декарт не совсем прав, называя Ферма хвастуном. Ведь все другие теоремы на полях «Арифметики» доказаны. Ферма и Паскаль вывели правила, которым подчиняются все азартные игры и заключаемые пари.
— То есть они, святые угодники, могли озолотиться при жизни? — продолжил мысль Антон. — Но благородно не стали этого делать. А теперь на небесах грызут от досады ногти и исходят желчью?