Когда Борис пришел домой, под ноги ему бросился здоровый полосатый котяра. Он терся о ноги Бориса, кружил восьмерками и вожделенно урчал.
— Это и есть котенок? Да в нем три нуда веса.
— Правда, хорошенький? — умилялась Катя. — А какой ласковый, видишь? Он всех безумно любит.
— Сомнительное достоинство.
— Для котика? Прелестное! Давай назовем его Тайгер? Он полосатый как тигр.
— Ты ведь уже решила.
— Да. Не обижаешься? Смотри, как он откликается. Тайгер, ко мне, миленький!
Кот послушно подошел, Катя схватила его на руки, стала тискать и целовать. В прихожую вышла Алла:
— Добрый вечер, Борис Борисович! Катя, отпусти кота! Мы еще не проверили его на болезни, и ты вся в кошачьей шерсти. Мы же в театр идем.
— Подумаешь, — беспечно отозвалась Катя, — другое платье надену, а это в химчистку. Ах ты, мой котик! Ах ты, мое золотце! Ты будешь себя хорошо вести, пока я не приду? Ты не будешь плакать? — приговаривала она по дороге в свою комнату.
Дочь и Алла уехали в театр. Борис зашел в кабинет, где уже расположился Харитон Романович. Тот успел произнести:
— Сегодня аудиенции дожидаются…
Раздался грохот, звон бьющегося стекла и дикий кошачий вопль.
Борис вышел из комнаты. Обезумевший кот опрокинул вазу с цветами. Шерсть на Тайгере стояла дыбом, и потому он заметно увеличился в объеме. Кот орал, прыгал по мебели, отталкиваясь сразу четырьмя лапами, совершал перевороты в воздухе, падал, вскакивал и снова носился.
— Ненавижу кошек! — сказал Харитон Романович, вышедший из кабинета вслед за Борей.
— Сгинь! Кто тебе разрешал ходить по квартире?
Борис снял пиджак, набросил его на пролетающего мимо кота, поймал. Куда его теперь?
— В мусоропровод, — подсказал Харитон.
— Заткнись!
— Тогда в стиральную машину, она герметично закрывается.
Этому совету Борис последовал. В большой комнате для хозяйственных нужд, вход в которую был из кухни, он затолкал кота в барабан стиральной машины и захлопнул дверцу. Не сдохнет за пару часов. Борис не видел, как за его спиной Харитон Романович, живодерски усмехаясь, нажал на кнопку центрифуги: «Быстрый отжим».
— Есть проблема, — сообщил Борис, когда они вернулись в кабинет.
— С землеотводом в Питере? Сейчас…
— Нет, с человеком, живым! — подчеркнул Борис. — Он, как я, общается с трупами.
— Не может быть! — всполошился Харитон (но одновременно обрадовался, заметил Боря, старикашка любит щекотание нервов). — Точно знаешь? Не может быть! Хотя… почему?
Харитон Романович ходил по комнате и ломал пальцы. Суставы на них щелкали бы, будь он живой.
— Вот именно! Почему не может быть второго, как я? Третьего, пятого, десятого?
— Не знаю! — истерично и в то же время театрально завопил старикашка. — Я что, Бог? Архангел?
— Так устрой мне встречу с Богом или архангелом!
— Кретин! О чем ты просишь!
— За «кретина» ответишь!
Случалось, и не раз, что Боря бил старикашку. Это было глупо, нелепо, бесполезно. Но давало выход Бориному отчаянию: я урод, с мертвяками разговариваю, без них не могу, и с ними тошно.
— Только не дерись! Не распускай руки! — Харитон Романович забился в кресло и съежился.
Хотя побои не доставляли ему вреда, он боялся их отчаянно. Зато потом долгое время был как шелковый, не ерничал и не обзывал Борю плохими словами.
— Антон Ильич Скробов. Тебе говорит о чем-нибудь это имя?
— Первый раз слышу. А с кем из… из наших он встречался?
— Было дело маньяка сексуального, проводника поездов…Да, да, знаю! До суда не дошло. Милейшего парня в тюрьме зэки порезали. Неужели выходит на контакт?
— Возможно, не он, а жертвы.
— Невинно убиенные — это не по нашей части, другой уровень.
— Ты, значит, не во все вхож?
— Юноша! Вы представляете себе, какое количество народа померло за историю цивилизаций? Миллиарды! Что ж мы, по-вашему, все друг с другом вась-вась? Поди, не горох в банке.
Иными словами, ты мне в этом деле не помощник? А если контингент Скробова окажется более интересным, чем мой? Например, мы займемся инсайдерскими делами? Чистая работа, никакой головной боли с производством, трудовыми коллективами и правительством. Стриги купоны и плюй в потолок. Харитон Романович явно нервничал, тряс коленом, грыз ногти — испугался.
— Поставлю вопрос по-другому, — гнул свое Боря. — Моя агентура — против Скробова. Если будет стычка, чья возьмет?
— Как ты себе это представляешь? Стенка на стенку души сражаются? Бред!
— Невозможно?
— Абсолютно. Тут даже не деревянные сабельки, не воздушные шарики, а ничто против ничего. Мы не властны действовать, пойми! Что-то реальное в реальности можешь сделать только ты, а мы — подсказать, направить, посоветовать. Но я очень сомневаюсь, что контингент Скробова может переплюнуть твой, Боренька!
— Ты все-таки разузнай, что можно. Переходим к текущим делам. Кто там первый? Пусть является.
* * *
Борис уже был в постели, когда вернулись из театра Катя и Алла. Дочь влетела в его спальню:
— Папа! Тайгер пропал! — и разразилась рыданиями.
Борис совсем забыл про кота, чтоб он сдох. Так, возможно, и случилось. Борис очень любил, когда Катя радовалась, и не признался бы даже самому себе, что в горе испытывает к ней еще большее умиление. Потому что только он мог ее утешить, убаюкать, снова сделать счастливой.
Он сидел возле ее кровати, Катя уже не плакала, но икала.
— Когда дверь открывали, он, наверное, и выскочил. Вазу разбил, испугался.
— Он нечаянно!
— Верю. Не переживай! Завтра объявим розыск, найдем твоего Тайгера. Если жив, он будет с тобой.
— А если умер?
— Хочешь, я в… на даче построю для твоей Салли конюшню? Еще можно завести козочку или как там его… барашка. Хоть полный скотный двор.
— Правда? Ой, папочка, какой ты добрый и хороший! Как я тебя люблю! А корову настоящую или… верблюда?
— Будет у тебя зоопарк! А сейчас спи.
Борис закрыл дверь Катиной спальни и пошел на кухню. Там стояла Алла, белее мела, с квадратными глазами:
— В сти… стиральной машине… такое…
— Знаю! Иди к себе. Кате ни слова.
Борис позвонил охранникам, чтобы приехали, забрали стиральную машину с кошмарным содержимым и выбросили.