— Мой подопечный, Костя, участвовал в международной конференции, привез мне как опекуну его на память.
Отец всегда возвышал Константина, он мог сказать без подробностей: «Это подарок от младшего Грекова». Ан нет, говорил про приглашение за границу, придавал Косте статусности. У него была такая позиция. Родной сын, то есть я, талантливый, умный, у него жив отец, не последний человек в области психиатрии, сын не нуждается материально, ему помогать нет нужды, с фамилией «Булгаков» он сам пробьется. А Костя сирота и не так одарен, как родной сын. Грекова надо тянуть. Поэтому мой отец стал научным руководителем опекаемого. Брать родного отпрыска под свое крыло не захотел, это неудобно, да и необходимости нет: Егор сильный, а Костя слабый. По этой же причине Греков раньше меня в аспирантуру попал, место одно было, и на перспективную службу его отец устроил, я сам лапами скреб. Отец постоянно твердил:
— Егор, ум и талант даны тебе от природы, нельзя дар на ветер пустить, если стану тебе помогать, ты обленишься, ничего не добьешься. Костя сирота, мой долг его опекать, он и сам пытается пробиться, не отчаивается. И с меньшими задатками люди становились великими. Главное, труд ежедневный, постоянный, он, как известно, из обезьяны сделал человека. Я могу продолжить мысль классика: а лень человека превращает в обезьяну.
— Где коврик сейчас? — перебила я Егора.
Сеня приоткрыл рот. Ему явно хотелось сказать: «Дашутка, перестань интересоваться ерундой», но у профессионалов не принято делать замечания напарнику в присутствии допрашиваемого, поэтому Соб промолчал.
Егор спросил:
— Почему вас интересует ковер?
— Просто так спросила, — ответила я.
Булгаков сел в кресло.
— Дарья, я хорошо читаю язык тела: вы непроизвольно стиснули пальцы в кулак, выставили вперед ногу, чуть наклонили голову, «бодаете» лбом воздух. Вы явно в дискомфорте и напряглись, когда увидели фото с сувениром из Варны. Так в чем дело?
Я села на диван.
— Теперь мне стало понятно, почему Ирина прекратила занятия в группе. Кускова вспомнила, как Соловьева зажалась, когда пришел ее черед рассказать присутствующим о своей проблеме. И кажется, я понимаю, что мучило Ирину. Думаю, забрав у Егора дочь, преступник передал ее Соловьевой.
— Зачем? — хором спросили мужчины.
Я развела руками.
— Нет ответа, я просто фантазирую. Взрывник приобрел для Иры с девочкой квартиру, переселил их туда, он же выправил малышке документы, та превратилась в Екатерину Соловьеву. Имя крошке менять не стали, она к нему привыкла, и «Катя» не редкость, думаю, в Москве их не одна тысяча. Если примем эту версию, то сразу найдем ответ на многие вопросы. Почему Ирина сменила работу, ушла из «Теленка» в «Фасоль»? Вероятно, на первой работе знали, что Соловьева бездетна. Где небогатая женщина раздобыла денег на отдельную жилплощадь? Их дал взрывник. Он же потом содержал Иру и Катю. Не спрашивайте о причине заботливости преступника, мне его мотивы неведомы. Не понимаю, и отчего малышку отдали Соловьевой. Ирина старалась быть хорошей матерью, но в душе она ею не являлась. А что получается, если человек каждый день приказывает себе: «Люби девочку, обожай ее?»
В конце концов накопится критическая масса и произойдет взрыв. Однажды ночью Соловьева предприняла попытку ударить Катю молотком, но огромным усилием воли подавила этот порыв. Теперь вспомним об уголовном прошлом Иры, Костя отлично с нею поработал…
— Греков? — поразился Егор. — Он был знаком с Соловьевой?
— А ты не знал? — спросил Сеня. — Соловьева из числа тех четырех рецидивистов, которых вернул к нормальной жизни твой близкий друг, почти брат.
— Надо же, — пробормотал Булгаков.
— Неужели вы никогда не обсуждали эксперимент Грекова? — спросила я.
Егор Владимирович сложил руки на груди.
— Говорили. Помнится, Костя брал у меня книгу «Старинные сказки Нормандии». Я не хотел ее давать, издание уникальное, но он так просил! В конце концов я дал ему том на три дня и очень потом пожалел. Костя его отксерил, на страницах остались следы копировального аппарата. Да, Греков одно время был поглощен своей идеей. Если честно, у Кости не очень много ярких научных достижений, он хороший специалист, но не талант. Идею работать по сказкам он слизал у меня, я когда-то придумал эту методику, но очень скоро от нее отказался, написал пару статей и перешел на театротерапию. Да вам это неинтересно.
Я встала и подошла к книжному шкафу.
— Ирина очень устала, а еще она после случая с молотком боится, что в ней проснется преступница. По неясной пока причине Соловьева не обращается к Косте, она видит по телевизору выступление Егора и спешит к нему на прием в надежде, что этот специалист научит ее искренне любить девочку. Пока члены группы рассказывают о своих бедах, Ира относительно спокойна, но затем наступает время ее исповеди, и она испытывает ужас. Она внезапно осознает: надо освободиться от всех тайн, а как рассказать про взрывника и Катю? Ирина надеялась сочинить глупую историю, уж не знаю какую, то ли про анонимного донора, то ли про высокопоставленного чиновника. Но она видит, как Егор Владимирович умело заставляет людей вытряхивать скелеты из шкафов, и впадает в ступор.
Психотерапевт не желает торопить ее, он открывает шкаф и для разрядки обстановки рассказывает о миниатюрах. Когда Ира увидела книги, она застыла, как лужа в мороз. Но не красота и редкость изданий поразили беднягу. Она впервые обратила внимание на снимки.
— Верно! — подтвердил Егор. — Она спросила: «А с кем вы сняты?» Я ответил: «С отцом, великим психиатром, и со своим названым братом, Константином Грековым. Вот еще наше фото, оно сделано лет десять назад в Лондоне, мы ездили туда вместе и сфотографировались на память».
Я села на подлокотник кресла.
— Ира узнала Константина и испытала шок. Ей совершенно не хотелось столкнуться со своим первым психологом, а он, оказывается, может в любой момент заглянуть к Булгакову без приглашения. Но главное! Ира узнала коврик. Очень приметный, дурацкий, с идиотской картинкой. Сувенир, который Костя привез Булгакову из Варны, лежит в комнате Кати, я его видела, коврик наброшен на спинку кресла. Попадаются порой такие «вечные» вещи: приобретешь их за копейку на лотке у входа в метро и пользуешься полжизни. У меня есть халатик, купленный в начале девяностых у бабули возле булочной, до сих пор он, несмотря на древний возраст, выглядит как новый. Рискну предположить, что вы, Егор, неся девочку на вокзал, завернули ее в первую попавшуюся вещь, которую обнаружили в машине.
Психотерапевт не стал возражать.
— Верная догадка. Я отвел Катю в свою машину, сделал ей укол, девочка плакала, пришлось ее успокаивать. Я показал ей коврик с картинкой, она на него легла, завернулась, как в кокон, и уснула. Когда мы подъехали к вокзалу, внезапно зарядил дождь, парковка была расположена довольно далеко от зала ожидания, требовалось пройти через двор. Я не стал доставать малышку из коврика, так в нем ее и отнес. Ребенок не промок, и никто не увидел ни цвета волос Кати, ни ее целиком.