Я не поверила своим ушам.
– Может, пятьсот?
– Ха! Пять десяток! Остальное «Ам» накручивает, – отбрил Димон.
– Вот гады, – не сдержалась я, – наживаются на больных! Скажи, можешь влезть в их отдел, обслуживающий клиентов?
– Уже там топчусь! – успокоил меня хакер.
– Проверь заказ Лагутиной Антонины, отчество не знаю, зато могу сообщить адрес, – попросила я.
– Он почти как у тебя, – подхватил Димон, – улица и номер дома совпадают, лишь квартира другая.
– Верно! Тоня была моей соседкой, – согласилась я.
– Почему «была»? – удивился Коробков.
– Она покончила с собой.
– Давно?
– Где-то около полугода тому назад, – уточнила я.
– Маловероятно. В конце февраля А.Н. Лагутиной доставили заказ. Секундочку. Ты слушаешь?
– Да, – тихо ответила я, – очень внимательно.
– Лагутина являлась постоянной покупательницей, – забубнил Димон, – она регулярно заказывала оптовую партию «Зоротина» из трех упаковок. Доставка всегда производилась по одному и тому же адресу. Но в феврале случился косяк, курьер принес таблетки, а спустя день клиентка прислала имейл с вопросом: где «Зоротин»?
Ей ответили: «Вы его получили». Скоро прибыло еще одно письмо, в котором Тоня сообщила: она развелась с мужем, сменила место жительства, но, заказывая «Зоротин», машинально сказала диспетчеру: «Это Лагутина, мне как обычно». И фирма отправила лекарство бывшему супругу Тони. Тот ничего не сказал курьеру и взял «Зоротин». Короче, пришлите мне новую партию! Бесплатно!
– Оригинально, – не удержалась я от комментария.
– Диспетчер вежливо ответил: мы можем принять заказ, но только после того, как получим, наша кошечка, от вас денежки. Мы не виноваты, что ты, коза тупая, в своих адресах и мужьях запуталась.
– И чем дело завершилось?
– Наверное, Антонина сообразила, какую глупость сморозила, и больше «Ам» не беспокоила. Небось поехала к мужу и потребовала отдать «Зоротин». Вот почему я никогда не хотел жениться! Начинается хорошо, любовь-морковь, конфеты-букеты, затем развод, и в результате человек тебе лекарство для больного ребенка отдавать не хочет! Жесть! – на одном дыхании выдал Коробков.
– Можешь проверить кредитную историю госпожи Лагутиной? – спросила я.
– Только если назовешь определенный банк, – ответил Димон.
– Я не в курсе, куда она обращалась, знаю лишь, что Антонина набрала большое количество денег в разных местах, где спрашивают только паспорт.
– Ладно, я подумаю и тебе перезвоню, – пообещал хакер.
– Спасибо, – поблагодарила я и собралась отсоединиться.
– Эгей, – окликнул меня Коробков, – не хочешь узнать, где сейчас проживает Лагутина?
– У тебя есть ее адрес? Откуда? – поразилась я.
– Она его отправила фирме «Ам» и сообщила, что после развода поменяла фамилию и теперь просит исправить адрес доставки и данные получателя с А.Н. Лагутиной на А.Н. Ковалеву.
– Здорово, – обрадовалась я, – диктуй!
Чтобы добраться до старого дома в одном из тихих переулков в центре Москвы, мне понадобилось чуть больше часа, на улице стояла слишком теплая для апреля погода, и, несмотря на поздний час, в метро оказалось много пассажиров, которые, радуясь, что наконец-то отступили холода, легкомысленно надели почти летнюю одежду, кое-кто из женщин даже щеголял в босоножках.
Дверь подъезда украшала здоровенная ручка из латуни, а саму створку, похоже, высекли из камня, я с огромным трудом смогла приоткрыть ее и протиснулась в подъезд, в котором легко могло разом разместиться человек пятьдесят. Вот только домоуправление явно экономило на электричестве, под высоким потолком еле-еле тлела люстра, и здесь лет семьдесят не делали ремонта: мраморный пол истерся, ступеньки широкой лестницы были выщерблены, а со стен лохмотьями свисала облупившаяся краска.
Лифта внизу не было, я собралась уже пойти наверх, как услышала скрипучий голос:
– Милая, к кому торопишься?
Из-под лестницы выглядывала сморщенная старуха, по виду настоящая баба-яга.
– Спешишь куда? – спросила она.
– Иду к Ковалевой, – повысив голос, ответила я.
– Не кричи, – хмыкнула старуха, – я кажусь тебе древним фикусом? Лет мне немало, но слух господь не отнял, вот на зрение давно жалуюсь. Нету Ковалевых. Квартиру заперли и съехали.
– Куда? – расстроилась я.
– Мне не доложили, – серьезно ответила баба-яга. – Митя иногда появляется, а Аня как в воду канула, вероятно, на даче живет. Может, ей, наконец, забеременеть удалось? Уж не первый год замужем, а пустая ходила. Это ее господь за Тоню наказал! Отбила жениха у сестры! Поругались насмерть. И Митя хорош, польстился на квартиру. Эх, жизнь человеческая!
– Давно вы лифтером работаете? – спросила я.
– Счет годам уж потеряла, – махнула рукой старуха, – после войны сюда из деревни перебралась, в дворниках ходила, дали мне комнату. Аню с Тоней младенцами помню. Отец у них хороший был. Да и Аня добрая, но не хозяйственная. Вон, гляди, какие туфли выкинула! Выставила их к помойке! Совсем целые, кожаные! Только каблуки слегка стоптались, я и подобрала чапки, теперь ношу с удовольствием.
– Простите, как вас зовут? – перебила я бабусю.
– Анфиса Петровна, – с достоинством ответила лифтерша.
– А я Таня, можно мне тут присесть?
– Устраивайся, – милостиво разрешила консьержка.
На следующий день около полудня я сидела в кабинете Чеслава. Начальник выслушал меня и сказал:
– Я велел тебе болеть, а не носиться по улицам, и уж тем более не стоило совать нос в чужие дела.
– Случайно получилось, – попыталась я оправдаться.
– Ладно, – смилостивился Чеслав, – теперь еще раз кратко изложи суть!
Я, как послушная первоклассница, сложила руки на столе.
– Жила в Москве семья Ковалевых. Отец, Николай, был дважды женат. Первая его супруга умерла в родах, оставив девочку Антонину. Коля недолго горевал, очевидно, ему было трудно справляться с младенцем, поэтому он живо пошел в загс с некоей Маргаритой, которая тоже произвела на свет девочку – Аню.
Рита пыталась быть хорошей матерью для обеих малышек, но было ясно: Анечку она любит больше. Кстати, в отличие от русских народных сказок, падчерица не была красавицей. Тоня выросла неуклюжей, с какими-то серыми волосами, Анечка же обладала стройной фигуркой и светлыми локонами; лицом сестры пошли в отца: глаза голубые, носы курносые, бровей почти нет, зато губы пухлые и яркие. Основным капиталом Николая была большая квартира, после его смерти жилплощадь переоформила на себя Рита. Спустя два года мачеха сказала: