Корсаков схватился за телефон и зашипел в трубку:
– Виктор? Проверь по списку. Алексей Вересаев. Какие у него колеса? «Порше»? Он выезжал? Нет? Точно? Может, пешком ушел? Уверен? Сам смотрел? Чертов телеболтун тут!
Последнее восклицание относилось к нам.
– Здорово. Осталось выяснить, почему он всем соврал и где находится. Что расположено в противоположном от театра крыле? – переменила я тему беседы. – Там не горит свет.
– Коллекция картин и книг, – незамедлительно ответил Верещагин.
– Нет, галерея у вас в центральной части, – возразила я.
Филипп Леонидович слабо улыбнулся.
– Там ерунда. А в закрытой части настоящие ценности.
Ага, значит, Репин, Айвазовский, Рокотов и иже с ними у олигархов ценятся как лабуда.
– Еще в том крыле находится концертный зал, – договорил Верещагин.
– Секундочку. Театр справа, – напомнила я.
Владимир кинулся на помощь боссу:
– Верно, но он для всех гостей, а еще есть маленький салон, там музицирует лишь очень узкий круг, не более десяти человек. Две недели назад из Нью-Йорка прилетала…
– Замолчи, – велел шеф.
Корсаков послушно проглотил недосказанную фразу.
– В левой части нет жилых помещений? – гнула я свое.
– Нет, – заверил Верещагин. – И вход закрыт на кодовый замок, туда без моего разрешения никто не пройдет.
– И, очевидно, отличная сигнализация? – ехидно спросила я. – Лучшая в мире? Наиболее навороченная?
– Именно так, – подтвердил Корсаков, – Филипп Леонидович сделал все возможное для безопасности своего личного пространства. Но даже суперустройство может подвести. «Алмаз» вот отказал, а кодовый замок отлично работает.
– Выкиньте ваши камеры, датчики и компьютеры, – заявила я, – а заодно тот замечательный замок, он не работает. Минут десять назад из дальнего окна первого этажа тщательно запертого и охраняемого помещения вылезли два человека в черном и скрылись. Никто даже не чихнул, в смысле секьюрити. Может, вам завести собак? Псы не читают на посту журналов, не пялятся в телевизор, не решают кроссвордов, не едят бутерброды. Они живо унюхают посторонних. Могу посоветовать чихуахуа. Не смотрите, что мелкие, задора у них хватит на стаю аллигаторов.
Лоб Владимира покрылся каплями пота.
– Как вы узнали про посторонних?
– Отличный вопрос, – похвалил Юра, – но я бы занялся другой проблемой. Сходил и посмотрел, что сперли!
– Я задержалась у окна в коридоре, залюбовалась фонтаном, – ответила я. – Гляжу, из окна лезут темные люди, во всех смыслах слова «темный».
Верещагин повернулся к Корсакову.
– Окно? Разве оно тут есть?
Владимир Михайлович кивнул. Хозяин встал, открыл бар и милостиво спросил:
– Виола, что хотите выпить? Ликер подойдет? А вы, Юрий? Коньяк? Виски? Водка? Граппа? Кальвадос?
– Спасибо, ничего не надо, – хором ответили мы с Шумаковым.
Филипп Леонидович стал еще любезнее.
– Тогда кофе?
– Лучше пойду пошарю в клатчах у артисток, – вздохнула я. – Подскажите, как пройти во вторую гардеробную? Боюсь, опять заплутаю.
Рука Верещагина потянулась к телефону без диска, который стоял на письменном столе.
– Ой, не зовите горничную, – быстро попросила я, – не владею английским, чувствую себя рядом с тайкой полной идиоткой.
Филипп Леонидович открыл шкаф, взял с полки папку, порылся в ней и подал мне листок.
– Держи. План дома. Разберешься?
– Конечно, – заверила я и ушла, не забыв повесить на шею желтый пропуск.
Электричество Верещагин не экономил, во всех коридорах ярко сияли где бра, где люстры. Я быстро дошла до охранника Игоря и спросила:
– Это единственный проход из театрального крыла в жилое?
– Так точно! – по-военному отозвался охранник, но я не успокоилась:
– Как еще можно попасть в апартаменты хозяев?
– Через парадную дверь, – заявил Игорь, – но сегодня она заперта. Если предстоит большой съезд гостей, ее блокируют в шестнадцать ноль-ноль. В это время приезжают из салона цветов, привозят букеты, потом служащие ресторана подваливают, ну и так далее.
– Ясно, значит, люди ходят исключительно через ваш пост? – еще раз уточнила я.
– Да, – подтвердил секьюрити, – и свои, и чужие. Театральный подъезд находится чуть в стороне от хозяйского, проблем для семьи нет. Раз Филипп Леонидович велел, все слушаются.
– Даже Алла Константиновна? – улыбнулась я.
– Конечно, зачем ей с мужем спорить? – продемонстрировал домостроевские настроения Игорь.
– Отлично, можешь вспомнить, кто пробегал здесь после девяти вечера? – потребовала я.
Охранник кивнул.
– Иван, камердинер Филиппа Леонидовича, провез тележку с бельем. Знаете, такие здоровенные ящики, ими в гостиницах пользуются?
– Видела, – кивнула я. – А зачем она лакею?
– Как это? – заморгал Игорь. – Постель поменять, халаты, полотенца.
– Не проще ли принести комплект в руках? Телега здоровенная, – удивилась я.
Игорь снисходительно засмеялся.
– У Филиппа Леонидовича кровать – аэродром, одеял и подушек не считано, полотенец в ванной с десяток, коврики всякие, халаты, пижамы. Иван все подошвы истопчет туда-сюда ходить, а в тележку положил – и готово. Такими у нас все горничные пользуются. До Ивана Тайра прошла, служанка Аллы Константиновны, тоже с такой тележкой, хорошая девушка, но очень маленькая, тощенькая, я ей хотел колымажку через порожек перевезти, а она: «Ноу, ноу». И давай тачку пихать. Гордая очень, видно, что ей не по силам, но не признается. Сколько раз я Тайре предлагал помощь, никогда не соглашается. Тайра с Иваном потом еще много раз ходили. Она еду приносила на подносе, Ваня тележку вернул и какую-то сумку приволок. Я не спрашивал, чего они носятся, не мое это дело, да и не скажут они. Камердинер немой, а Тайра исключительно на иностранном говорит. Затем вы появились.
– А хозяева? – наседала я.
Игорь почесал ухо.
– Филипп Леонидович сто раз прошел, Алла Константиновна туда-сюда гоняла. Владимир Михайлович ходил. Леонид Филиппович, Ирина, Анна Филипповна…
– Мисси? – уточнила я. – Она по паспорту Аня?
Охранник смутился.
– Я же не могу хозяйскую дочерь по прозвищу называть. И не запоминаю, куда и сколько раз члены семьи ходили. Другое дело за прислугой глядеть, посторонних не пустить. Иногда кто-то по дури лезет, вон, в понедельник слесарь один попер, батареи ему, видите ли, послушать надо, воздушную пробку удалить. Дождись Джо и топай с ней.