— Эй, мы дома! — Из прихожей послышался бряк поводка, затем пол затрясся под лапами больше ничем не обремененного (до вечера) пса, и кухня мгновенно стала тесной, несмотря на восемнадцать квадратных метров полезной и не очень площади.
Алабай — это вам не пекинес, его удаль молодецкая простору требует!
Тимка возбужденно запрыгал вокруг хозяйки, ожидая утренней пайки. Это ж ведь неизменный порядок вещей, неразрывный тандем: прогулка — еда. Ну, давай же скорее, ты же за этим на кухню пришла? Во-о-он там, в уголочке, стоит симпатичный мешок с кормом, оттуда обычно и сыплют в миску вкуснейшие кусочки. Нет, я могу, конечно, и прямо из мешка полакомиться, но он, зараза, закрыт всегда. Эй, хозяйка, ты что, издеваешься?!
Пес бухнулся на внушительную попу и обиженно гавкнул.
— Это еще что за фокусы? — В дверях кухни появился Кирилл. — Кто разрешал голос без команды подавать?
Алабай нетерпеливо переступил лапами и облизнулся.
— И что? Потерпеть нельзя? Видишь, у хозяйки лицо какое серьезное — думает она, вот! Это, брат, такой процесс для девушки сложный, требующий максимальной сосредоточенности с непривычки… Ты смотри, молчит, не огрызается, не кидается ничем унизительным. — Кирилл присел перед Ланой на корточки и заглянул ей в лицо: — Олененок, что случилось?!
Вместо ответа Лана протянула ему письмо.
Прочитав, Кирилл какое-то время молчал, затем тихо спросил:
— И что ты намерена делать?
— Не знаю. Хотя нет — знаю, конечно. Буду искать, вот только не знаю — как, где?
— Послушай, — он присел рядом и обнял девушку за плечи, — мне кажется, тебе не стоит ввязываться самой. У тебя, по-моему, дел и так выше крыши, чтобы еще и частным детективом подрабатывать. И вообще, мутная история какая-то, как и эта твоя Кобра.
— Во-первых, не Кобра, а Надежда Ким, — устало проговорила Лана, — а во-вторых, я ей жизнью обязана, причем дважды.
— Олененок, мы с тобой это уже не один раз обсуждали. — Кирилл нежно убрал непослушную прядь волос с лица девушки. — Я тоже искренне благодарен этой женщине за то, что она спасла тебя, но ведь ты, по-моему, давно уже отдала долг. И продолжаешь поддерживать Ко… Надежду до сих пор. Я восхищаюсь тобой, честно, я бы давно забил на все это. Продолжать помогать человеку, наплевавшему тебе в душу!
— Но ведь она…
— Да-да, читал, она сделала это специально. Но откуда ты знаешь, что это именно так? Ты же читала ее дело, знаешь, насколько это умная и хитрая мошенница. Надюше понадобилась твоя помощь, и она мгновенно придумала себе отмазку.
— Может, ты и прав, — Лана поднялась, подошла к окну и, прислонившись лбом к стеклу, начала пальцем выводить непонятные узоры, — но речь идет о судьбе ребенка, понимаешь? Надежда ведь не просит денег или, скажем, подать апелляцию, чтобы скостить срок, она умоляет спасти сына!
— Прямо вот сразу и спасти, — проворчал Кирилл. — Если мальчик действительно выжил тогда, то что ему может грозить сейчас? Живет себе в детском доме преспокойненько, если его вообще не усыновили.
— «Живет себе в детском доме преспокойненько»! — передразнила его девушка. — Когда это в наших детских домах жили преспокойненько? Особенно в провинциальных, где, скорее всего, и оказался Саша!
— Ага, давай его сразу к себе заберем, пока маменька с зоны не вернется, а потом и ее тоже удочерим! — Голос мужчины заработал на повышенных оборотах. — Нам для полного счастья как раз уголовницы и ее отпрыска не хватает!
— Кирилл, прекрати! — поморщилась Лана. — Не пытайся казаться хуже, чем ты есть. И не утрируй. Никто никого усыновлять не собирается, Надя попросила всего лишь узнать о судьбе ее сына. И я это сделаю. Но даже от такого вздорного и эгоистичного типа, как ты, есть крохотная пользочка. Ты подсказал мне правильное решение.
— Отбросим гнусные инсинуации в мой адрес и оставим лишь чистейшую правду — да, я гений, — скромно констатировал Кирилл, успокаиваясь. — А какое решение я тебе с барского плеча сбросил?
— Насчет частного детектива. Найму толкового, пусть занимается.
— Я же говорю — гений. Я.
— Индюк ты напыщенный, а не гений, — улыбнулась Лана.
— Я привык, — пригорюнился Кирилл, — привык получать пощечины вместо благодарности. И за что мне такое наказание, о Всевышний?! И вообще, даже Баба-Яга в сказках добра молодца сначала кормила-поила, а потом…
— В печь сажала, нафаршированного, — хихикнула Лана. — Ладно, сейчас покормлю.
Больше всего это слово обрадовало Тимку.
В понедельник утром Лана вызвала в свой кабинет Матвея Кравцова, начальника службы безопасности холдинга, а после некоторых событий — их с Кириллом хорошего друга.
— Привет, Матвей! Проходи, садись. Как Ирина, как ваша малышка?
— Доброе утро, Лана. — При упоминании о семье обычно невозмутимое лицо Матвея словно осветилось. Он так долго был один, что к своему позднему счастью пока не привык (если к счастью вообще можно привыкнуть). И пусть маленькая Лиза не была его ребенком, Матвей женился на вдове своего знакомого, Вадима Плужникова, когда Ирина была беременной, но любил он девочку как родную. — Спасибо, у нас все отлично. Вчера проклюнулся первый зуб.
— У кого, у тебя? Или у Ирины?
— Очень смешно, — проворчал Кравцов. — Похоже, тут некоторые считают, что бывшие спецназовцы просты и незатейливы, как солдатская портянка. Зачем звали, ваше высокопревосходительство?
— Ты помнишь историю с Надеждой Ким?
— С какой еще Ким? А, с той, что спасла вас в СИЗО, с Коброй?
— С Надеждой Ким, — с нажимом произнесла Лана.
— Понял. И что случилось с Надеждой Ким? Насколько я помню, у нее благодаря вам и Подвойскому все сложилось более чем удачно.
— Вот, посмотри, — девушка передала Кравцову письмо.
— Та-а-ак, — протянул он, закончив читать. — Надеюсь, одна неугомонная особа, с редчайшим постоянством вляпывающаяся в смертельно опасные ситуации, не станет заниматься этим сама?
— Не станет, — кивнула Лана. — Сапоги должен тачать сапожник, пироги печь пирожник, а детективы детективить детектив. Как-то так.
— Батюшки! — всплеснул руками Матвей. — Девочка-то наша совсем взрослая стала! Понадобилось всего пару раз едва не прогуляться на тот свет, и Милана Мирославовна Красич перестала с энтузиазмом прыгать в самую гнилую топь. Неужели проводника искать будешь?
— Буду, — кивнула Лана. — И нечего тут мужским шовинизмом размахивать.
— Я?! — возмутился Кравцов. — Да вы что, хозяйка, разве ж холоп смеет этим перед вами размахивать? Да и жена холопа этого в момент лишит, ежели что.
— Вижу, вместе с первым зубом Лизы у ее папеньки прорезалось и острое, как зуб, чувство юмора. Как коренной зуб, уточню.