Лана набрала знакомый номер.
Да что ж такое, в самом-то деле! Это что, всемирный заговор телефонов? Или, как предупреждал фильм «Терминатор», началась война между человечеством и машинами? Так телевизор вроде работает, кофеварка – тоже, тостер, конечно, хлебом швыряется, так ведь работа у него такая. Хотя, если честно, мог бы и повежливее подавать, с возгласом «Кушать подано!», к примеру.
А вот мобильные телефоны, видимо, сочли, что их конституционные права нарушены, и устроили предупредительную забастовку.
Во всяком случае, у подруг женской половины семьи Красичей. Сначала отказался выполнять свои обязанности по коннекту телефон Элеоноры Озеровской, а теперь – мобильник Иванцовой, издевательски-равнодушно сообщивший, что поговорить не получится, ибо не фиг.
Правда, в случае с Иришкой ничего удивительного в этом не было, рыжуля частенько забывала вовремя ставить телефон на подзарядку, и бедолага периодически падал в голодные обмороки.
Ну что ж, на мобильных телефонах свет клином не сошелся, он, свет, рассеялся еще и по огромному пространству обычных проводных телефонов.
Сегодня суббота, выходной, а значит, есть шанс застать подругу дома. Стопроцентной вероятности, конечно, не было, шебутная Иванцова вполне могла, прихватив сыновей, усвистать с мужем на уик-энд к морю.
Лана снова спустилась вниз за трубкой радиотелефона. Мамы Лены в гостиной уже не было, зато с кухни доносились звуки предужинной артподготовки.
Трубка, мрачно насупившись, лежала на диване. Славянская безалаберность очень напрягала родившийся в Японии аппарат. Как можно швырять средство связи где попало, вместо того чтобы аккуратно вставлять его в гнездо базы?
Вот и получите теперь!
– Нет, ну это просто свинство! – возмутилась Лана, глядя на ехидно мигающий значок пустой батарейки.
– Ты чего воюешь? – Из кухни выглянула мать. – Иришке позвонила?
– Так в том-то и дело, что нет! Мобильник ее вне зоны действия, собралась позвонить на домашний, а тут здрасьте-приехали – трубка разрядилась!
– Гром и молния! – хихикнула Елена, возвращаясь к прерванному занятию. – Ад и буря! Просто кошмар на улице Вязов! С сотового позвони на домашний, недотыкомка!
– Можно подумать, сама я не догадалась бы, – проворчала девушка, отправляя победно ухмылявшуюся трубку в искомое отверстие. – Обзывается еще! Нет чтобы пожалеть несчастную доченьку, вынужденную тягать себя по лестнице туда-сюда. Понастроят буржуйских домов на дурное количество квадратных метров, а ребенок страдай!
– Интересно, – из кабинета вышел отец и с хрустом потянулся, – отчего страдает бедный ребенок? Кого убить или, в крайнем случае, побить? Кто виноват?
– Во всем и всегда виноваты мужчины, – ворчливое настроение продолжало хозяйничать в душе Ланы.
– Положение обязывает, – не стал возражать Мирослав и затопал вниз по лестнице. – Жена, ты тоже меня обижать будешь?
Что ответила мама Лена, девушка не расслышала, сосредоточившись на телефоне. Так, еще раз попробуем набрать номер мобильного подруги. Та же ерунда. Ну что ж, тогда – домашний.
Гудки ровным строем тянулись один за другим, как танки на параде. Один танк, второй, третий. Похоже, Никишины все же куда-то усвистали.
После прохождения десятого танка Лана собралась уже нажать кнопку отбоя, когда там, в квартире подруги, трубку все же взяли.
– Да, слушаю, – какой-то у Олега голос странный – сухой и равнодушный. Устал на работе, что ли?
– Привет, Олежка!
– А, это ты.
Ничего себе заявочки! Куда делась неизменная приветливость Никишина? Или…
– Господи, что случилось? Что-то с Иришкой? – сердце вдруг заметалось пойманной в силки птицей. – Или… с мальчиками?!
– Только не делай вид, что ты ничего не знала.
– Да что знала-то? – заорала Лана.
– Что у моей жены связь на стороне.
– У твоей жены… что?
– Не кривляйся, – в монотонно-сером голосе Олега появились, наконец, краски. Правда, в основном ядовитых оттенков. – Небось, давала любовничкам ключи от своей квартиры, сводня?
– Стоп! – Лана, загнав растерянность с непониманием в дальний угол, оборвала начинавшуюся мужскую истерику. – В подобном тоне мы с тобой разговаривать не будем.
– Да я вообще с тобой говорить не хочу! – сорвался все же на крик Никишин. – Предательница! Все вы, бабы…
– Я выезжаю немедленно, через сорок минут буду у вас, и ты мне все расскажешь, – так, побольше льда в голос, может, опомнится. – И прекрати истерить! Ты же взрослый мужик, бизнесмен какой-никакой, а ведешь себя, как упившийся революционный матрос. Осталось только рубашку на груди порвать и слезу пустить. Или уже пустил?
– Не хами.
– Прими как аксиому – я понятия не имею, что там у вас произошло, ясно? Последние полгода мы с Иришкой вообще не виделись, общались только по телефону, она какой-то сюрприз готовила.
– Ага, сюрприз, – с горечью произнес Олег. – Она всем сюрприз преподнесла, дрянь!
– Прекрати! Не смей так говорить, не разобравшись!
– Да она…
– Я же сказала – приеду, и ты мне все расскажешь.
И Лана нажала кнопку отбоя.
Похоже, в гости к Никишиным заглянула полная ерунда. И не просто полная, симпатично-округлая, а бесформенная, заплывшая жиром туша, с трудом протиснувшаяся в двери светлого и безмятежного Иришкиного дома. И раздавившая, похоже, радугу счастья.
В то, что подружка могла позволить себе даже легкий флирт, Лана не верила ни секунды. Даже на полсекундочки ее веры не хватило бы. А предположение о появлении у рыжика постоянного любовника могло обитать лишь в записях бреда буйнопомешанного, сделанных врачом закрытого отделения психиатрической клиники.
Пока же ясно было только одно – там, у Никишиных, стряслась с самой кривой ветки дерева жизни какая-то беда. Кто тряс это дерево, чтобы беда шлепнулась кляксой грязи на семью подруги, Лана еще выяснит, но позже.
Девушка в темпе натянула джинсы и легкий хлопковый джемпер, покидала в рюкзачок документы на машину, права и бумажник, туда же отправились ключи и мобильник. Теперь пора.
Сидевший перед телевизором Мирослав с удивлением оглянулся на дробный топот, горохом скатившийся по ступенькам:
– Олененок, ты куда несешься? Ужин через полчаса.
– Папуль, я поужинаю позже, мне срочно надо к Иришке.
– Что случилось? – встревожилась появившаяся в дверях кухни Елена.
– Понятия не имею. С Иришкой поговорить не получилось, Олег несет какую-то чушь насчет ее любовника, психует, орет.