Эта дверь вела уже не в сегмент.

Она вела в бездну.

Глава 26

Ту самую, которая ощущалась снаружи. Спровоцировавшую первичную панику пленницы.

Хотя вроде ничего такого – сырых казематов, к примеру, ржавых цепей, средневековых решеток, за которыми висели на дыбе окровавленные узники, здесь не было.

А был точно такой же коридор, как в «свободной зоне», правда, без удобных диванчиков. Да еще и очередной охранник, в этот раз – с внутренней стороны двери. Впрочем, дежурившие клоны (Лане показалось, что этот коротко стриженный мускулистый тип ничем не отличается от двух предыдущих) могли поспорить – кто из них внутренний, а кто наружный. Если по медицинской терминологии – кого принимать перорально, а кого анально.

Но вымуштрованы парнишки были неплохо. Появление начальства выдернуло охранника из удобного кресла и вогнало кол в… Ну, последний вариант приема лекарства.

Во всяком случае, выглядело это именно так.

– За время моего дежурства… – бодро загавкал секьюрити, но Корнилов досадливо отмахнулся:

– Потом. Где Израилевич?

– Только что зашел в шестую. Там совсем плохо, наверное, не вытянут ее.

– Ну что ж, – седой повернулся к спутнице, – пожалуй, оттуда и начнем. Думаю, после этого вы, Ланочка, станете гораздо сговорчивее.

– Вот только не надо меня запугивать, – усмехнулась девушка. – Я что, похожа на излишне впечатлительную особу?

– Мадемуазель, в карантинном блоке соглашаются дежурить не все охранники, а среди них, поверьте, впечатлительных особ вообще нет, – Корнилов подвел девушку к белой пластиковой двери с цифрой шесть на лбу и, прежде чем открыть ее, переместил руку с локтя спутницы на талию.

– Это еще… – начала возмущаться та, но тут экскурсовод распахнул дверь.

И Лана увидела причину перемещения руки седого.

Потому что иначе девушка, инстинктивно шарахнувшись назад, непременно упала бы.

Хорошо хоть не заорала. И то только потому, что связки словно онемели, и вместо полноценного ора получилось полузадушенное «ах!».

Потому что в оснащенной кучей медицинской аппаратуры палате на высокой кровати, больше похожей на какую-то космическую капсулу, лежала… лежал… лежало… Определить пол существа, оплетенного паутиной проводов, капельниц, шлангов, не было никакой возможности. Да что там пол – человек ли это вообще?!

У лежащей на кровати груды слизистой, покрытой жуткими язвами плоти поверх простыни виднелись верхние конечности и что-то, отдаленно напоминавшее голову. Но ни шеи, ни волос, ни лица, ни пальцев на конечностях не было. Все сливалось в бесформенное нечто. То, что было вместо лица у Кирилла, по сравнению с этим казалось относительно нормальным.

Потому что у мужчины остались глаза, рот, уши и волосы. Да и бесформенный кусок плоти на месте лица был, как бы это сказать… твердым, что ли?

Во всяком случае, он не сочился гноем, кровью и отвратительной слизью, как это происходило с существом на кровати.

Возле одного из приборов спиной к двери стоял худой лысый человечек в белом халате. Он следил за прыгающими на экране монитора кривулинами так увлеченно, что не заметил появления в палате посетителей.

– Вениамин Израилевич! – окликнул его Корнилов.

– Что? Кто? – тощенький тип вздрогнул от неожиданности и повернулся к вошедшим.

В другое время и в другом месте Лана, наверное, с трудом сдержала бы улыбку – так показательно нелепо выглядел эскулап. Мелкие черные кудряшки, торчащие вокруг куполообразной лысины в разные стороны, большущий кривой нос, мясистый и почему-то красный, узкий ротик куриной попкой и нечеловечески огромные глаза за толстыми линзами очков. Очки полностью соответствовали общему облику: массивные, в допотопной роговой оправе – выдержать подобное сооружение на себе не всякий нос сможет.

Но этот мог. Ему и не такое выдерживать приходилось, поскольку вскоре обнаружилась милейшая привычка Вениамина Израилевича при разговоре теребить свой многострадальный нос.

– Господи, Игорь Алексеевич, что ж вы так подкрадываетесь! – он еще и шепелявил. – А это кто с вами? На наших пациенток не похожа, вон какая кожа ровненькая, гладенькая. Барышня, позвольте прикоснуться…

Лана с отвращением врезала по потянувшейся к ее лицу волосатой лапке.

Ее трясло все больше. Корнилов, почувствовав это, победно усмехнулся – я же говорил!

Вот только пленницу трясло вовсе не от ужаса. Изнутри медленно поднималось сметающее всякие сомнения цунами. Цунами, рожденное ненавистью к ублюдкам, сотворившим такое.

– Вениамин Израилевич, не отвлекайтесь! – Корнилов покрепче обнял девушку, стараясь, наверное, успокоить ее. Ну-ну. – Что с шестой? Опять не справились? Какая по счету жертва Сатаниста намечается?

– Что вы такое говорите! – вот тут лапка вцепилась в нос. – Какой еще Сатанист, о чем вы?

– Не волнуйтесь. Барышня, которую вы намеревались пощупать, – невеста Виктора Борисовича. При ней можно говорить все. Насколько я понял, будущая мадам Скипина станет надежной помощницей своего мужа. Да, Лана? – рука прижалась еще сильнее.

Девушка молчала.

– Ах, вот оно как! – просиял эскулап. – Тогда позвольте представиться: Вениамин Израилевич Каплан, доктор медицинских наук.

– Ладно, Веня, – прервал расшаркивания врача Корнилов, – давай по существу. Девушке полезно послушать.

– Хорошо, – вздохнул Каплан. – Хотя ничего хорошего. Остановить процесс разложения так и не удалось. Как только степень поражения достигает семидесяти процентов, ситуация становится необратимой.

– А почему вы допустили эти чертовы семьдесят процентов? – прошипел директор. – Ведь Ильина поступила в стационар с сорокапроцентным поражением! Чем вы тут занимаетесь вообще?! Возились с ней почти два месяца, а в результате – опять подчищать за вами?

– Минуточку! – эскулап дрожащими руками сдернул с малинового уже носа очки и, подслеповато щурясь, принялся протирать стекла полой халата. – Сначала у Ильиной наблюдалась стойкая ремиссия. Если помните, она почти месяц жила в коттедже. Кожа постепенно выравнивалась, язвы и бугры исчезли. Но потом она начала капризничать, требуя ускорения процесса. У нее, видите ли, съемки горят! И я решил опробовать на ней новую разработку Эдика и Сергея. С вашего, между прочим, согласия!

– Да, – Корнилов досадливо потер переносицу, – помню.

– Ну вот, а после и начался весь этот кошмар! Кожа просто плавилась, расползаясь на глазах. Пришлось срочно перевести Ильину сюда, в шестую палату.

– В карантинный блок помещают особо тяжелых пациенток, чтобы не травмировать остальных, – пояснил экскурсовод. – Иногда удается помочь.

– Но не в этом случае, – развел руками Каплан, снова нацепив очки. – Поначалу мне удавалось сдерживать процесс, он был контролируемым. Я даже надеялся, что удастся пациентку вытащить. Но два дня назад состояние ее резко ухудшилось, и буквально за три часа она превратилась в то, что вы видите.