Да что там говорить, символ получился хоть куда, все шло к тому, что вот-вот Хали займет соседний с отцом кабинет и его современное видение, его ум и способности будут служить расцвету их теперь уже общего бизнеса.
Но… Мустафа до сих пор не мог простить себе, что после окончания Оксфорда не забрал сына сразу домой, а разрешил ему отдохнуть и развеяться после учебы. И совсем упустил из виду один огромный, просто космический недостаток сына. Хали был слишком хорош собой. Причем не той голубоватой красотой мальчиков с подиума, а другой, на которую женщины реагировали слишком бурно. Высокий рост, великолепное тело, не созданное в качалках, а подаренное матушкой-природой, густые вьющиеся черные волосы, смуглая кожа, резкие черты лица и – пронзительно-синие глаза, цвет которых казался ненастоящим, настолько насыщенной была синева. В общем, все вместе производило убойное впечатление. Женщины обожали Хали. А Хали обожал женщин.
И отдых наследника империи тянулся уже больше 10 лет. За эти годы Мустафа очень часто встречал имя сына в газетах и журналах, видел его на телеэкране. Но увы… Не в разделе финансовых новостей, а в разделе светской хроники. Связи с известнейшими красотками, скандалы, неприятности, из которых непутевого сынка приходилось выручать. Года два назад, после одной особо неприятной истории с русской моделью, Мустафа увез сына домой, посадил его под домашний арест и спешно начал готовиться к свадьбе. Невесту ему нашел подходящую, дочь одного из давних партнеров-недругов, Омара аль-Магдари. Очень хорошая девушка, тоже получила неплохое образование и могла бы стать прекрасной парой сыну Мустафы. Правда, внешность не так чтобы очень уж хорошая, но собаки при виде ее не воют и вороны замертво не падают. А с папашей ее лучше дружить, чем враждовать, хотя и неприятен был Мустафе Салиму аль-Магдари. Жестокий, беспринципный, способный ради достижения цели на любые подлости, аль-Магдари набирал все больший и больший вес в бизнесе. Происхождение его стартового капитала было довольно сомнительным, а методы приумножения этого капитала – еще более удручающими. Омар давно уже пытался наложить лапу на отели Салима, но пока ничего не получалось. Мустафа стоял на ногах прочно. Тогда-то Омар и придумал замечательный, на его взгляд, выход – если нельзя поглотить чужой бизнес, то ведь можно объединиться с ним. А тут и Лейла, доченька любимая, подросла. И давно уже сохнет по красавчику Хали. Папа знает, папа видел фото этого синеглазого бездельника у кровати доченьки.
В общем, все шло к свадьбе, слияние капиталов сулило фантастические перспективы, что понял даже сам Хали (мозги-то у парня на месте) и смирился с перспективой жениться и остепениться. Пока не увидел невесту. На свадьбе.
Хали поморщился, вспомнив свой шок при виде будущей жены. Впечатление было настолько сильным, что он, не соображая, что делает, не думая о последствиях, позорно сбежал с собственной свадьбы. Через окно туалета.
Прошло уже больше года, но отец до сих пор и слышать ничего не хочет о своем беспутном сыне. Империю все еще лихорадило, Омар аль-Магдари был в ярости, да и как иначе после такого унижения собственной дочери! Бедняжка никак не могла прийти в себя, да и цель не была достигнута, отели все еще были собственностью Салима, такой лакомый кусок прошел мимо рта! Короче, круги по воде шли и поныне. А этот мерзавец, так нагадивший собственному отцу, опять взялся за старое. И ведь даже деньгами его не прижмешь, поскольку после блестящего окончания Оксфорда Мустафа лично открыл на имя сына счет, куда перевел сразу миллион долларов. Конечно, за эти годы от денег ничего бы не осталось, трать их Хали бездумно. Но в промежутках между загулами он умудрялся быстро прокручивать некоторые суммы, играл на бирже, в общем, работала та самая деловая хватка, на которую так уповал отец. И деньги на счету Хали не кончались, увы…
Опа, снова сирена. Хали помотал головой и тут же с испугом подхватил ее, казалось, еще секунда, и голова оторвется и покатится в самый дальний угол. Да что тут происходит, в самом-то деле! Сначала прислуга визжит, психопатка, а теперь полиция, похоже, прискакала. Ага, вот и «Скорая» подключилась к общему хору. Хали опять сел и, все еще держась руками за голову, позвал:
– Сабина!
Молчание.
– Сабина, как ты можешь спать при такой адской какофонии?! У меня сейчас мозги лопнут, а она дрыхнет! Сабина, черт тебя дери!
Молчание.
– Ну ты и нализалась, детка, – застонал Хали, с трудом поворачиваясь к своей разоспавшейся подруге, – да и я, похоже, тоже. Ничего не помню. Что мы такое выпили, Са…
Слова остановились, тупо постояли и с диким топотом унеслись обратно. Язык одеревенел. С кончиков пальцев, все быстрее и быстрее, за пару секунд завладев всем телом, понеслись морозные мурашки. Хали затрясло так, что он не мог двинуться с места. Мозг отключился, он был в состоянии лишь удерживать изображение, но анализировать его, соображать, что к чему, делать какие-то выводы…
Этого не могло быть, но это было.
Блокированное сознание машинально фиксировало происходящее. Вот в комнату ворвались полицейские, вот они подбегают к нему, Хали, валят его на кровать, защелкивают наручники, потом поднимают и волокут к выходу. А там, на кровати, среди еще вчера белоснежных, а сегодня отвратительно ржавых простыней, осталось то, что совсем недавно было Сабиной Лемонт, очаровательной большеглазой женщиной, жизнерадостной и легкой. Но теперь при виде ЭТОГО почему-то вспоминалась лишь бойня.
Кровь. Много крови. И нож. Длинный и тонкий. Вон он, на полу. И отпечатки чьих-то кровавых ладоней на белье. И собственные руки, липкие и ржавые…
Вот и встретились два одиночества,
Развели у дороги костер,
А костру разгораться не хочется,
Вот и весь, вот и весь
Разгов-о-о-ор!
Провыв особенно проникновенно последнее слово, отчего окрестные собаки готовы были утопиться от зависти, Славочка Тумилов и Серега Горенко затихли, обводя присутствующих растроганными взглядами. Им так хотелось понимания и участия! Но понимание и участие, возмущенно ругаясь и подталкивая друг дружку, давным-давно покинули нашу гулянку. Это было в тот временной период, когда тусовка еще могла претендовать на звание вечеринки. Звучали еще вполне связные речи, народ кучковался вместе, вспоминая общее студенческое прошлое. Еще прислушивались к говорившему, комментируя и дополняя, подкалывая и похихикивая. Но близок, близок был тот рубеж, когда вечеринка плавно переходит в пьянку, и следом за пониманием и участием к выходу потянулись здравый смысл, связные речи, самоконтроль. Последней, удрученно оглядываясь и тяжело вздыхая, ушла память.
И народ раскрепостился, народ отвязался. Или развязался? Нет, ведь развязанные – это состоявшиеся кобели в собачьем мире. Хотя… Судя по всему, таковых хватало и здесь. Забавно было наблюдать за своими однокурсниками, которые еще несколько часов назад, солидные и расфуфыренные, пришли на празднование 10-летия окончания политехнического института, а сейчас, похоже, многие забыли, ради чего, собственно, они сюда пришли.