– Ты даже не представляешь насколько! – холодно усмехнулась Илона Утофф. Она что-то приказала на арабском, и державшие нас типы отошли в сторону. Аль-Магдари, пересевший в другое кресло, достал сигару, со вкусом раскурил ее и окутал нас клубами вонючего дыма.
– А теперь садитесь, побеседуем, – перешла на русский Якутович. – И без глупостей, охрана остается у вас за спиной, иначе мадам Лощинина нанесет немалый материальный ущерб. Ты, Борис, – обратилась она к ожившему валуну, – контролируй вход. Хотя сюда вряд ли кто пожалует, но лучше перестраховаться. И не забудь про ТУ дверь. – Илона многозначительно подняла брови. Кивнув, гоблин вышел.
– Ну вот, – удовлетворенно произнесла Илона, поворачиваясь к нам. – Теперь можно спокойно пообщаться. Но, – предупреждающе подняла она палец, – попрошу без словесной грязи и оскорблений. Умейте проигрывать с достоинством. Поскольку ты, Лощинина, сама того не ведая, очень помогла мне, я и сочла нужным дать вам отдохнуть и день-другой пожить достойно…
– День-другой? – исподлобья посмотрела я на свою бывшую однокурсницу.
– И то только благодаря вышесказанному и еще потому, что я к тебе всегда неплохо относилась. Если бы здесь находилась только эта, – с отвращением кивнула она на Таньского, – то ни о какой ванной, свежей одежде и ужине и речи бы не шло. Она бы у меня сразу отправилась по будущему постоянному месту жительства – в пустыню, к вонючим бедуинам. Почти сразу. А так вы отправитесь туда завтра вечером. Или послезавтра утром, у меня еще есть кое-какие планы насчет вас. Должна же я, помимо материальной, т. е. денег, полученных от вашей продажи, получить и моральную компенсацию! – Она опять взглянула на Таньского, и лицо ее перекосила гримаса такой злобы, что мне на секунду стало страшно. За мою подругу.
– Господи, Илона, но почему? – не удержалась я. – За что? Где мы перешли тебе дорогу?
– Ну что же. – Якутович устроилась поудобнее на диване и тоже закурила, хорошо хоть не сигару, а длинную тонкую сигарету, и с минуту разглядывала нас прищуренными глазами сквозь дым. Затем промурлыкала, обращаясь к своему шефу: – Омар, я могу доставить себе удовольствие посвятить этих дам в подробности нашего дела? Они ведь уже никому ничего не скажут, а мне так хочется отвести душу! – Она опять злобно покосилась на Таньского. – Ведь согласись – моя заслуга в том, что наша почти безнадежная затея все же увенчалась успехом, немаленькая.
– Да ради бога! – небрежно махнул рукой аль-Магдари. – Ты действительно умница, потому можешь поразвлечься. Я, ты же знаешь, вообще не собирался ничего объяснять этим ослицам, но тебя я могу понять. Месть – вкуснейшее из блюд, особенно в холодном виде! – пафосно закончил он, глядя куда-то в сторону.
Я непроизвольно посмотрела туда же. Ничего. Стена, картина, зеркало. А, зеркало! Полюбоваться, видать, любит великолепнейший аль-Магдари на свою выхоленную персону. Словно в подтверждение моих слов Омар встал, подошел к зеркалу и, внимательно рассмотрев свое отражение, выдернул из брови какую-то недостойную торчащую волосинку. Затем вернулся в свое кресло и продолжил вонять. Курить, в общем.
А Илона, победно улыбнувшись, продолжила:
– Как я уже говорила, благодаря тебе, Лощинина, нам удалось то, на что мы уже и не надеялись. Поэтому ты имеешь право знать, почему, за что и где. А заодно и эта толстозадая, твоя подруга.
– Стоп, Илона, – спокойно прервала я хозяйку дома, хотя внутри все кипело. – Ты же сама начала с требования обойтись без оскорблений. Или на тебя это не распространяется?
– Согласна, – кивнула, выпустив облачко дыма, та. – Хотя и не обязана. Так вот, начну издалека. Как ты, Лощинина, знаешь, еще в институтские годы я пришла в модельный бизнес. Карьера моя на Западе складывалась более чем удачно, я работала с лучшими кутюрье. Банковский счет рос вместе с популярностью, я была востребована и, как мне казалось, уважаема и ценима. Хотя не скрою, – нервным движением Илона загасила в пепельнице окурок, – иногда, да что там иногда – очень часто путь к самым выгодным контрактам лежал через постель. Но это в порядке вещей в модельном бизнесе, и никто не будет на тебя показывать пальцем и улюлюкать вслед. В общем, у меня была своя квартира в Париже, успех и блестящие перспективы. Пока на моем пути не появился он. – Якутович встала и, подойдя к столику с разнокалиберными бутылками, бросила в широкий стакан лед и щедро набулькала виски. Какое там «на два пальца» – на кулак! Вернувшись на место, она отпила несколько глотков. Рука ее подрагивала. – Если бы я знала, ЧТО принесет мне это знакомство, я бы, наверное, бросила все, вернулась домой, в Россию, и устроилась швеей-мотористкой на фабрику постельного белья в каком-нибудь Захудалинске! Но тогда, о, тогда! Мы встретились на какой-то вечеринке, уже не помню, на какой. Да это и не важно. Я много слышала о нем, о нем писали в газетах, его показывали по телевизору, о нем постоянно судачили дамы на всех тусовках. И хотя за ним тянулся шлейф скандальных историй, хотя его потребительское отношение к женщинам было хорошо известно, но именно это и разжигало интерес дам. Каждой хотелось познакомиться с этим плейбоем, каждой казалось, что именно она сможет привязать его к себе, приручить, подчинить и потом демонстрировать всем как самый ценный трофей. – Илона отпила еще и усмехнулась. – Говорю – каждой, но под этим словом подразумеваю себя. Именно мне и хотелось заполучить в свое единоличное владение Хали Салима. – Якутович испытывающе посмотрела на Таньского, ожидая реакции, но моя подруга не двинулась с места. Она сидела, опустив голову, лишь руки, судорожно вцепившиеся в мягкую ткань халата, выдавали ее волнение. – И вот наконец мы познакомились. На ту вечеринку Хали пришел со своей тогдашней пассией. А ушел со мной. Затащить его в постель оказалось на удивление просто. А потом, я была уверена: я смогу очаровать его, увлечь и заставить потерять голову. Так и произошло, – скрипуче рассмеялась Илона, хотя в лихорадочно блестевших глазах не было и следа веселья. – Но с точностью до наоборот. Я была очарована, увлечена и окончательно потеряла голову, я! Я стала очередным трофеем Хали! А он… Целых три месяца мы были вместе, и он был великолепен во всем – в ухаживаниях, в щедрости, в постели. Он засыпал меня подарками, он возил меня на уик-энд в Монте-Карло, в Ниццу, в Венецию – по всей Европе. И я была на седьмом небе от счастья и, как вскоре оказалось, на втором месяце беременности. – Тут моя бедная подруга не выдержала и тихо ахнула. Илона мстительно посмотрела на нее: – Да, именно. Я ждала ребенка от Хали и, как только мой врач подтвердил это, радостно сообщила Салиму хорошую, как мне казалось, весть. Особого восторга Хали не высказал, он только попенял мне за то, что я плохо предохранялась, а больше возмущаться не стал. Воспринял эту новость на удивление спокойно. А через неделю проиграл меня в карты саудовскому шейху. – И Илона залпом допила виски.
– Нет! – вскочила Таньский. – Ты все врешь! Он не мог! Он не такой!
– Такой, милочка, такой, – пьяновато ухмыльнулась Илона. – И скоро ты сама сможешь в этом убедиться.
– Не верю, – твердо проговорила Таньский и, садясь на место, добавила: – И не поверю никогда.