Сжав кулачки так, что побелели костяшки пальцев, Вика медленно встала и приблизилась к «любимому мужчине». Тот и не думал подниматься с места, лишь смотрел на девушку исподлобья, слегка прищурившись.

Для того чтобы выполнить условие жениха, Вике пришлось наклониться. И в следующую секунду она оказалась на коленях у немца, оплетенная коконом его лап. Четко придерживаясь любимого правила медиков – «хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается», – Фридрих теперь мог делать со своей «пациенткой» все, что угодно. А угодно ему было, судя по всему, оч-ч-чень многое!

Вика беспомощно трепыхалась в липкой паутине, не имея возможности даже пискнуть. А папусик одобрительно смотрел на это безобразие. Ему бы сейчас банку пива и ведро попкорна – и удовольствие от зрелища будет полным.

Я не выдержала и, громко ойкнув, «случайно» опрокинула в сторону перевозбудившегося павиана высокий кофейник, содержимое которого было раскаленным.

Коричневая лава безобразным озером растеклась по белоснежной скатерти, а потом выплеснулась прямо на брюки фон Клотца.

– Доннер веттер! – вскочил тот, мгновенно отпустив Вику. – Что вы делать?!! Вы с ума сходить?!! – Шипя от боли, жених заметался по столовой, отряхивая мокрую насквозь штанину.

А вы говорите – бром, бром! Кипяток в область эпицентра беспокойства – и клиент желает теперь совсем другого. Например, придушить эту испуганную неуклюжую тетеху, бестолково мечущуюся с салфеткой и кудахчущую извинения.

Все те двадцать минут, которые понадобились для первичной обработки ожога, я била в бубен раскаяния, посыпая голову пеплом сожаления. Зато Вика тем временем смогла привести свою одежду в порядок и чуть-чуть успокоиться. Мои завывания даже слегка развеселили ее.

Наконец, когда скатерть перестелили и подали другой десерт, все более-менее пришло в норму.

– Господи, Фридрих, мне так жаль… – выдула было я очередной пузырь извинений.

– Анна, прекратить! Это бывать с каждый.

– Но вы же теперь, наверное, не разрешите мне побыть с Викой до свадьбы?

– Почему вы так решать?

– Ну…

– Из-за этот пустяк? За кого вы меня принимать?! Я же обещать? Обещать. Викхен условие выполнять? Выполнять. И очень хорошо выполнять, – фон Клотц ухмыльнулся, плотоядно разглядывая сжавшуюся в комок невесту. – Я есть очень доволен. Так что можете забирать Викхен к себе. Или остаться в ее комната. Как ты хотеть, майн либе?

– Лучше к тете Ане, – почти прошептала девушка.

– Значит, договориться! – прихлопнул ладонями по столу фон Клотц. – Эта ночь можешь быть в комната Анны. Говорить все, что хотеть. Пусть Анна рассказать майн кляйне фрау все, что надо.

– Подожди, Фридрих! – Вика с недоумением посмотрела на жениха. – Ты сказал – эту ночь?

– Да.

– А разве свадьба завтра?

– Найн. Потом за завтра.

– Тогда почему только эту ночь? Мы же договаривались – до свадьбы?

– А тебе не все равно, доченька? – притворно-ласково зажурчал Голубовский. – Ведь сбежать отсюда вы собрались именно этой ночью? Вернее, ранним утром, часиков эдак в пять?

Я вдохнула – и не смогла выдохнуть. Воздух разрывал мои легкие на части. В голове запульсировала какая-то болезненная ниточка. Не получилось… Как же так?!

А любящий отец вместе с нежным женихом с удовольствием наблюдали между тем, как выцветает, теряет краски лицо Вики. Остановившимся взглядом она смотрела на меня, а по щекам ее торопливо побежали слезы, стремясь слиться в один ручеек.

В любой ситуации можно найти что-то хорошее. Теперь мне не надо было носить опостылевшую маску, и я с облегчением забросила ее в кладовку. Затем я налила себе кофе. При этом фон Клотц отодвинулся подальше от стола.

Усмехнувшись, я ободряюще кивнула Вике:

– Ничего страшного, малышка, не расстраивайся так. Что уж теперь! Похоже, твой папаша подслушивал под дверью.

– Но я же слышала его шаги, он ушел!

– Все верно, ушел. – По физиономии Голубовского, словно некая нетонущая в проруби субстанция, плавала довольная улыбка. – Но жучка-то оставил! Ма-а-аленького такого таракашку, которого я устроил в газетах. Помните мою неловкость?

– Бонд! Джеймс Бонд! – Я восторженно прижала к губам ладонь. – Гордись, Вика, твой отец – ас шпионажа!

– Увы, тетя Аня, он, как оказалось, скорее, ас подлости, – Вика нашла в себе силы справиться с ударом: слезы высохли, голова гордо поднята, в глазах – брезгливое отвращение.

– Я учу тебя жизни, дорогуша, – Андрей снисходительно потрепал по плечу дочь, – ты еще мне спасибо скажешь. Ох, как мы с Фридрихом повеселились сегодня, наблюдая ваши жалкие попытки осуществить этот замысел! Одна поперлась к задним воротам, другая довольно вяло кокетничала, стараясь отвлечь внимание от старшей дурынды. А уж недавняя выходка моего будущего зятя! – папуля мерзко хохотнул. – Молодчина, Фридрих, ловко воспользовался ситуацией, получил свое.

– Это точно, – кивнула я, – получил. К сожалению, я немного промахнулась.

– Да, Анна, – задумчиво посмотрел на меня фон Клотц, – вы оказаться неплохой актриса. Я не ожидать видеть в вас проблема.

– Заноза в заднице она, а не проблема! И мы ее выдернем! – рявкнул Андрей, рассчитывая, видимо, напугать меня.

Ага! Жди!

Го-о-ол! Прямо в коленную чашечку! Мощный удар ногой, обутой в кроссовку, был исполнен мною безупречно. Сидевший напротив пан Голубовский явно не ожидал от меня столь неспортивного поведения и, заорав, рефлекторно дернулся к источнику боли. Чем доставил мне еще больше удовольствия, смачно приложившись челом об стол.

Взвыв еще сильнее, этот рафинированный интеллектуал вскочил с места, выкрикивая массу любопытных фактов из моей биографии, касающихся моего происхождения, личности и ближайших перспектив.

Я, потягивая кофе, безмятежно наблюдала за ритуальной пляской эвенкийского шамана, порывавшегося от слов перейти к делу. Но фон Клотц остановил будущего тестюшку, что-то прошептав ему на ухо.

– Вы лучше уходить, Анна, – холодно произнес немец, повернувшись ко мне. – Забирать Викхен и идти спать. Завтра утром вы покидать мой дом навсегда!

Глава 37

Я поднялась, кивнула Вике и, послав перекосившемуся набок Голубовскому воздушный поцелуй, направилась к лестнице, не забыв прихватить с собой плетенку с фруктами. Девушка последовала за мной, не удостоив свою «семью» ни единым взглядом.

В моей комнате Вика подошла к окну, прижалась лбом к стеклу и замерла.

Я не стала утешать и успокаивать Сашину дочь, мне было чем заняться. Критически осмотрев меблировку комнаты, я остановила свой выбор на пеналообразном книжном шкафе, блиставшем дубовыми мускулами. Сработанный добротно и прочно, он снисходительно смотрел на меня двухтомником Гете. Я заговорщицки подмигнула снобу, так удачно расположившемуся неподалеку от входной двери, и коварно лишила его этих органов зрения.