И обнаружил слившихся в экстазе миску и санитарно-гигиеническое ведро.

Возможно, злосчастная миска служила предметом культа этого убогого типа, не знаю. Во всяком случае, реакция толстяка была не совсем адекватна моей невинной шалости.

Нервный свет лампы сделал гримасу, исказившую то место, где у большинства людей находится лицо, еще более отталкивающей. Мне захотелось оттолкнуться и попасть куда-нибудь подальше, лучше на другой конец земли, но увы… Длина цепи весьма ограничила мои возможности.

Несколько мгновений псих стоял, судорожно вцепившись левой рукой в стеллаж. Лампа, зажатая в правой, стала трястись, сначала чуть-чуть, потом все сильнее и сильнее. Если так пойдет дальше, она начнет плеваться керосином и огнем.

Я завороженно следила за дикой пляской света. Аккомпанементом танцу служил сдавленный сип.

Это задыхался Мирчо. Ой, а он что, астматик? И теперь так расстроился, что у него случился приступ? Значит, надо расстроить симпатягу еще больше. Может, он сдохнет? Вот о сочувствии к больному напоминать не стоит. И о человечности тоже. Не тот случай.

– Ты принес не еду, а мерзкие помои, меня от них тошнит! – И я подтвердила слова делом.

Понимаю, это не очень эстетично и совсем не утонченно, но пришлось импровизировать.

М-да, поспешила я с выводами. Нет у этой твари никакой астмы, просто тварь так свирепеет.

Последняя моя выходка довела Мирчо до белого каления. Во всяком случае, он побелел до синевы и отливал теперь мертвенным цветом. Сип перешел в хриплое рычание, из глаз выплеснулись остатки разума. Губы вывернулись, обнажив зубы.

Существо, стоявшее передо мной, человека напоминало только одеждой. Оно снова поставило лампу на бочку, затем, двигаясь странными рывками, стало обходить меня, не сводя фосфоресцирующих глаз с моего живота.

– Не подходи, слышишь! – я рванулась на цепи, пытаясь защитить своего детеныша.

Если бы у меня было больше времени, я постаралась бы отгрызть себе руку, чтобы освободиться и спасти малышку. Почему я не сделала этого раньше? Да, у меня слабые зубы, но можно было поискать что-то поострее и попрочнее. Пилу, к примеру. Или топор. Почему я не сделала этого?!!

А теперь слишком поздно. Тварь согнулась, свесив руки почти до пола, и скользнула ко мне, рыча и захлебываясь слюной.

Я оттолкнула ее и отскочила на всю длину цепи. Упустив добычу, тварь издала гнусный вой и, развернувшись, снова пошла в атаку, растопырив лапы.

Бежать было некуда. Я упала на пол, свернулась в клубок, защищая живот, и зажмурилась.

Рычанье приблизилось вплотную. Шею обдало смрадным горячим дыханием. Тварь толкнула меня лапой, разворачивая животом кверху. Я не поддавалась, сопротивляясь из последних сил. Рычанье стало громче, сильные лапы ломали мне руки, зубы вцепились в плечо. Возможно, монстр метил в сонную артерию, но я так сильно вжала голову в плечи, что одно из них и попало в зубы чудовища.

Боль нарастала, становясь невыносимой. Дочь билась внутри, словно мой ужас передался и ей. Я держусь, слышишь! Не бойся! Я не отдам тебя чудовищу, я смогу!

Но боль прогоняла сознание прочь, лишая меня возможности сопротивляться. Вот уже тварь перевернула меня на спину, вот она приподнялась на задние лапы, чтобы удобнее было вгрызться в мой живот…

И в этот момент раздался еще чей-то рык.

Глава 35

Причем гораздо мощнее. И страшнее.

Тварь повернула башку в направлении звука. Я почти бессознательно посмотрела туда же. Сознание балансировало на грани, все больше склоняясь в сторону небытия.

А от увиденного этот крен стал еще сильнее…

Потому что там, где должна была быть верхняя ступенька лестницы, светилась пара глаз. И яростный, клокочущий рык доносился именно оттуда.

Еще один монстр? Да сколько же их здесь?!!

Чудище рядом со мной глухо заворчало, словно предупреждая новичка: «Не тронь, это моя добыча!» Затем снова повернулось ко мне.

И в следующее мгновение на него обрушилось гигантское нечто. Или некто? В слабом свете керосиновой лампы рассмотреть нападавшего мне не удалось. Да и не хотелось. Какая разница, кто меня сожрет?

Два тела сплелись в хрипящий клубок. Впрочем, «мой» монстр явно проигрывал вновь прибывшему. Рычанье перешло в жуткий, рвущий слух вой, завершившийся хлюпающим хрипом. Потом все стихло.

Лампа равнодушно освещала происходящее. Правда, видимое пространство было довольно ограниченным, и в этом ограниченном пространстве сейчас судорожно дергались ноги Мирчо. Вскоре конвульсии затихли. Победитель, который все еще скрывался в темноте, глухо рыкнул, затем направился в мою сторону.

Светящиеся глаза приближались. Встретить смерть открытым бесстрашным взором не было сил. Всхлипывая от раздирающей плечо боли, я смогла лишь снова свернуться в клубок. И закрыть глаза.

Дыша тяжело и часто, победитель приблизился. И застыл рядом, словно чего-то ждал.

Время тоже застыло. Ничего не происходило. А потом…

Потом раздалось обиженное поскуливание, и мне в шею ткнулся влажный нос.

Май?!!

Но… Этого не может быть! Глаза открываться отказывались, они вместе со мной боялись. Боялись ошибиться.

Поскуливание стало громче, и вот уже мое раненое плечо кто-то осторожно начал промывать большой теплой тряпкой.

И такой же тряпкой, вернее, медузой на полу растеклась я. И плакала. Плакала так, как никогда в жизни. Сил хватало только на это. Даже вытереть мокрое, соленое от слез лицо я была не в состоянии.

Зато с этой задачей прекрасно справлялся ирландский волкодав, гигантское мохнатое чудовище, рожденное рвать зверей на куски, самый лучший в мире пес. Поскуливая от счастья, Май намывал своим большущим языком мое лицо, затем возвращался к раненому плечу, и снова – нос, щеки, лоб.

И зализал меня до обморока. Вернее, туда, в обморок, меня отправили полностью исчерпанные внутренние ресурсы. Уже совсем рядом притаилось безумие, оно сверкало рубиновыми глазками и готовилось вырваться на волю.

Обломилось ему, потому что мои внутренние ресурсы повергли меня в обморок, в который уже раз за последнее время. Так и тургеневской барышней стать можно. Анемичной и восторженной. Правда, с восторгами у меня нынче весьма напряженно. С гемоглобином, боюсь, тоже…

Реальность, похоже, топталась у входа в мое сознание уже довольно давно. Во всяком случае, странные покашливающие звуки щекотали слух перышком минут пять. Или шесть? Да не знаю я, сколько минут, у меня там, в обмороке, часов нет.

Пусть будет восемь с половиной минут. В общем, щекотка привела меня в чувство. И я вдруг ощутила себя, причем целиком. Как ни странно, все было на месте. И лежало это все, завернувшись в теплую мохнатую шубу. Правда, завернулась я в шубу довольно затейливо – с одной стороны. В мех была одета передняя половина моего тела, а вот спина подмерзала. И почему у шубы такие тяжелые рукава? Почему эти рукава устроились на моих плечах – вот.