– Давайте обсудим это позже, хорошо?
Ох, представляю, как мне влетит вечером, ведь «гулять» мы будем целый день. Ничего, отбрешусь как-нибудь, фантазия у меня богатая. Да и что такого? Что может с нами случиться? Погода нормальная, дорога чистая, нападать на нас никто не собирается, потому что смысла нет. А что путь неблизкий, так ведь и я водитель не из последних. Или, учитывая последние события, из последних?
В голову попыталось пробраться сомнение: а может, оставить все же Нику здесь, дома, с бабой Ирой? Съезжу пока одна, побуду с Лешей, а потом привезу и дочь.
Почувствовав ослабление решимости, сомнение повело себя совсем уж по-кукушиному: уселось посреди гнезда и начало выталкивать прежних обитателей вон.
И у него почти получилось, я уже хотела позвать Ирину Ильиничну, но неожиданно неизвестно откуда прилетел весомый аргумент – булыжник с надписью «надо!». И раздавил сомнение в неаппетитный блинчик. Рассудком я понимала, что мое поведение не совсем адекватно, что никакой спешки нет, что поехать можно и позже, но… Сердце не слушало рассудка, оно стучало одно – туда, скорее, к Леше. НАДО!
Я одела Нику потеплее: пушистый костюмчик из ангоры, солнечно-желтый комбинезон, белые шапочка, шарфик и сапожки. Золотистые кудряшки выбивались из-под шапки, необычные глаза притягивали внимание, кукла, а не девочка!
Сходство усиливалось безжизненным выражением лица и безмятежно пустыми глазами.
Ничего, малыш, мы едем к папе, он поможет.
Так, проверим содержимое рюкзачка: паспорт, документы на машину, ключи от нее же, памперсы для Ники. Карта автомобильных дорог, на которой я вчера отметила маршрут. Еду и питье брать не будем, перекусим по пути. Все, можно ехать.
М-да, перекусывать ничего и не понадобится, Ирина Ильинична напаковала целую сумку снеди.
– Зачем столько, мы же в парк идем, а не в Антарктиду едем! – вяло рыпнулась я.
– Ничего-ничего, покушайте сами, Мая покормите.
– Если только Мая. Кстати, выпустите его, а то он своим возмущенным лаем скоро весь дом на уши поставит.
Лохматый гигант очень старался держать себя в лапах, очень. Он видел – на пути пожилая, не слишком здоровая женщина, поэтому заложил максимально возможный на тесной лестничной клетке вираж и в итоге влепил в стену меня. Ничего, не впервой.
Так, теперь – поводок на собакевича, и в путь.
Ирина Ильинична проводила нас до подъездной двери, расцеловала Нику в обе щечки и передала девочку мне.
Машина моя была стратегически припаркована вчера не возле подъезда, а за углом дома. Туда же вела дорога в ближайший парк.
Поэтому Ирина Ильинична ничего не заподозрила, помахала нам рукой и вернулась в квартиру.
А мы пошли к машине. Увидев, что я отпираю дверцу, Май недовольно заворчал. Он не забыл, как позавчера проторчал один в этой железной коробке бесконечно долго.
– Как хочешь, дружище, – я усадила Нику на заднее сиденье, – мы можем и без тебя поехать. Возвращайся в дом и лопай от пуза плюшки, но потом не обижайся.
Пес осуждающе фыркнул и уселся на пол автомобиля, рядом с обожаемой девочкой.
Он, конечно, не позволит Нике упасть, но необходимо срочно купить детское автомобильное сиденье, иначе первый же гаишник придерется.
Покупка задержала нас еще на час. Потом мы долго выбирались из Москвы. Будний день на дорогах кардинально отличается от воскресного утра.
Погода была довольно сносной, пусть без солнца, но и без дождя. И без тумана. Обычный серый осенний день.
Ехали мы в итоге дольше, чем вчера. Но Ника, похоже, этого не заметила. Она сидела в своем кресле тихо и спокойно, не крутилась, не ныла, не просила попить и поесть. Вялый, безучастный ребенок.
Леша, что же ты наделал!
А вот и церковь. И опять она закрыта, странно.
Вокруг – ни души. Впрочем, это-то как раз неудивительно. До ближайшего населенного пункта здесь, как оказалось, километров пять. День рабочий, все заняты. Хотя вчера, в воскресенье, тут, кроме нас, тоже никого не было.
Может, в другой ситуации я бы побоялась останавливаться одна в лесу, в таком страшном месте, месте гибели нескольких человек.
Сейчас же мне стало удивительно легко, впервые за последнее время. Я остановила машину неподалеку от жуткого черного пятна, выпустила Мая и взяла на руки дочь.
– Пойдем к папе, солнышко.
– Да. Папа рядом.
От неожиданности я чуть не выронила Нику. Повернула ее к себе – на меня в упор смотрели серьезные, совершенно взрослые глаза.
– Господи, ты вернулась! Леша, это Ника, твоя дочь, мы так долго шли к тебе! Познакомься!
Неожиданно девочка уперлась ладошками мне в грудь, запрокинула голову и странным, горловым голосом произнесла:
– Уходи! Сейчас же!! Зайцерыб, беги отсюда!!!
– Что?! – озноб ледяной шкурой прилип к телу, я ошалело смотрела на выгнувшуюся дугой дочь.
В следующее мгновение Ника повисла у меня на плече плюшевой игрушкой. Из нее словно вынули все кости, тельце, казалось, держал только плотный комбинезон.
– Родная, доченька, да что же с тобой такое?!!
Слава богу, она дышала. И была в сознании. Но неожиданный, невозможный всплеск, казалось, иссушил ребенка полностью.
И эти слова… КТО говорил со мной?!
Май тоже вел себя странно. Шерсть на загривке встала дыбом, он оскалил внушительные клыки и глухо рычал.
Оставаться сразу расхотелось. Недавнее облегчение сменилось страшным напряжением, от которого свело мышцы спины.
Я усадила вялую, безучастную, как и прежде, дочь обратно в автомобильное креслице, запустила в машину Мая и села за руль.
Руки ходили ходуном. Впрочем, они же не ноги, ходить не умеют. Они тряслись трясуном. И в строгом соответствии с киношными штампами никак не могли вставить ключ в прорезь замка зажигания.
Да что такое, в самом-то деле?! Что за истерика?! Вокруг по-прежнему ни души… Нет, вот в этом я как раз и не уверена. Но все равно – так паниковать не стоит.
Усиленный штурм самоконтроля особого успеха не принес, трясун продолжался. Но ключ все же попал куда надо, машина не капризничала, движок послушно заурчал.
Что ж, надо признать, что затея оказалась неудачной. Ожидаемого эффекта не последовало, а о том, что последовало, думать не хотелось.
Я осторожно развернула «Тойоту» и двинулась обратно. На переднем сиденье сначала запрыгал, а потом задилинькал мобильник. Ну понятно, дома спохватились.
– Да, Сергей Львович, слушаю.
– Что за фокусы, Анна? Зачем ты соврала моей жене? – Голос генерал похрустывал снежком.
– В смысле? – буду держаться до последнего, признаваться, куда на самом деле поехала, не стоит. Последствия будут катастрофическими.