– Внучечка, заговорила, снова заговорила! – растроганный деда присел на корточки и протянул навстречу малышке руки. – Иди к дедушке, лучик мой золотой!
Лучик выполнил просьбу и был вознесен на высоту генеральского роста.
Из кухни прибежала Ирина Ильинична и дед с бабушкой заворковали на пару над плачущей Никой. Но девочка не успокаивалась, ведь разомлевшие от восторга старики не слышали ее просьбу. Малышка снова говорит – и этого для них было более чем достаточно.
А ЧТО она говорит – не суть важно.
Ребенок был немедленно доставлен на кухню, Сергей Львович по такому случаю решил задержаться дома.
Я же в максимально сжатые сроки умылась и оделась по-походному: джинсы и теплый свитер. Сроки угрожающе скрипели стрелками часов, сила сжатия нарастала, еще пару минут промедления – и ускоряющий пинок отпущенной пружиной времени мне обеспечен.
А говорят, что коровы не летают. Иногда случается.
Мое появление в кухне осталось незамеченным. Появление возмутилось и покашляло. Никакой реакции – ребенок ведь плачет! Появление попрыгало. Результат обиженно надулся нулем.
Пришлось вмешаться мне:
– Баба Ира, дед Сережа, вы не тетешкайтесь с Никой, а прислушайтесь к ее просьбе.
– К какой еще просьбе? – искренне удивилась Ирина Ильинична. – Никуша просто капризничает.
– Вот потому ребенок и плачет, что его никто не слушает. Я бы тоже заплакала.
– Ты? – усмехнулся Сергей Львович, не выпускавший малышку из рук. – Ты бы давно уже всех построила.
– Ага, – я кивнула и села рядом. – И на первый-второй рассчитала.
– Мама! – отчаявшаяся, зареванная дочка обиженно смотрела на меня: – Ехать! Сейчас! Деда нет, баба нет, Ника к папе!
– Слышали?
– Но ничего не поняли, – деда повернул девочку к себе: – Никуся, ты куда-то собралась?
– Да! – сквозь слезы улыбнулась та. – К папе!
– Куда? – всполошилась Ирина Ильинична.
– В общем, Ника разбудила меня сегодня и потребовала отвезти к Леше, – я решила позавтракать перед дорогой.
А в том, что дорога будет, я не сомневалась.
– На кладбище?! – побледнела баба Ира.
– Неть!
– Она хочет ехать в лес, на место взрыва.
– Да!
– Но зачем?! – почти хором закричали дед с бабой.
– Спрашивать бесполезно, Ника ведь не может говорить так, как хочет. Но дочка не успокоится, пока мы не съездим туда. Вы выдержите ее плач? Я – нет.
– Анечка, но ведь завтра праздник! – Ирина Ильинична в поисках поддержки перевела взгляд на мужа. – Сережа, да что же это? Хоть ты ей объясни! А снег какой вчера выпал, все дороги замело! Вы же застрянете там, в лесу!
– Бабулечка Ирулечка, не сердитесь! – я извиняюще улыбнулась. – Но мы все равно поедем. Я вам не рассказывала, поскольку никто не поверит, но тогда, когда мы с Никой были на месте взрыва, я почувствовала присутствие Леши.
– Бедная моя девочка! – всплеснула руками Ирина Ильинична, а дед Сережа закаменел лицом. – Как же ты его любила!
– И люблю, – я отвернулась. – И буду любить. Всегда. Леша так нужен нам с дочкой, без него невыносимо. И малышка, видимо, держалась до последнего. Последнее наступило сегодня утром, и Ника больше не может без отца. Мы поедем к нему, в любом случае поедем. А вы, если можете, помогите нам в этом.
– Хорошо, – тяжело вздохнул Сергей Львович, передавая мне Нику. – Покорми пока девочку, а я все организую.
– Сережа!
– Ирочка, ты же видишь – она решила. Да и малышка ведет себя странно. Не дай бог, регресс опять вернется, я себе этого не прощу. Все, ждите.
Ирина Ильинична не оставляла попыток воззвать к моему разуму, но разум молчал. А попробуйте-ка что-нибудь сказать со скотчем на рту и будучи прикованным наручниками к батарее.
Каким образом мой разум оказался в таком плачевном положении – это другой вопрос. Война между ним и чувствами закончилась не в его пользу.
Ника, нетерпеливо поглядывая в окно, покорно позавтракала, причем сделала это быстро, без капризов и баловства.
К моменту возвращения Сергея Львовича мы с дочкой сидели на чемоданах. На чемоданах, полных просьб и уговоров Ирины Ильиничны и подоспевшей на помощь подруге Катерины.
Оставив багаж расстроенным бабушкам, мы поспешили за Левандовским. Судя по тому, что генерал сменил форменную шинель на теплую куртку, он собирался ехать с нами.
Вы думаете, я возражала?
У подъезда нас ждал мощный «Хаммер», эдакий танк на колесах. Да и экипаж полностью соответствовал средству передвижения: возле автомобиля курили четверо крепких мальчонок.
Было довольно холодно, яркое солнце слепило глаза.
– Сергей Львович, зачем столько народу, мы разве на войну едем? – Я никак не могла проморгаться после полумрака подъезда.
– Видимо, ты забыла, куда мы едем, – усмехнулся тот, бережно опуская на расчищенную дорожку Нику, похожую в своем меховом комбинезоне на плюшевого мишку. – Или ты предполагаешь наличие снегоуборочной техники на проселочной дороге?
– Так это копательно-толкательная бригада?
– Типа того, – кивнул генерал. – Так, давайте на заднее сиденье.
Дали. В салоне было тепло и просторно, моя куртка и дочкин комбинезон отправились на перекур.
Бригада же с перекура вернулась, места хватило всем, и мы наконец поехали. К Леше.
Ребята поначалу пытались развлечь Нику, но ребенок не реагировал. Дочка прижалась ко мне и сосредоточенно смотрела на дорогу.
А там было очень красиво. Наверное. В другое время я, возможно, сложила бы величественную оду зимней сказке, что-то вроде «мороз и солнце, день чудесный!». Или это уже было?
Но сейчас искрящийся на солнце снег, закутанные в пышные бальные платья деревья слез умиления не вызывали. Потому что по мере приближения к месту гибели Леши в груди распухал клубок боли, волнения, страха. Напряжение нарастало, мешало дышать, видеть, слышать.
Ника, похоже, чувствовала что-то подобное. Она вцепилась в мою руку так, что даже пальчики побелели, в окно больше не смотрела, сидела, уткнувшись носом в мамину грудь. Тельце мелко подрагивало.
– У вас все в порядке? – повернулся с переднего сиденья Левандовский.
– Да, – на более развернутый ответ сил не было.
– Может, остановимся?
– Зачем?
– От вас двоих сейчас такое дикое напряжение идет, что аж мурашки по телу.
– Точно, – кивнул водитель. – Вы успокойтесь, мы до места доберемся. Мой вездеход снежных заносов не боится.