Ему пришлось гораздо хуже – в его тело бокор вселил часть себя, превратив Алексея Майорова в свое подобие.
Но мы все-таки смогли вырвать нашу дочь из лап колдуна, хотя произошло это в последний момент, когда бокор уже начал ритуал посвящения.
А потом справились и с самим колдуном, хотя это казалось почти невыполнимым. Если честно, я до сих пор не верю, что у нас получилось, слишком уж силен был Паскаль Дюбуа, бокор из Гвинеи. И если бы не помощь унганов – жрецов светлого вуду и мамбо – светлой жрицы, а также нашего приятеля, полевого агента ЦРУ Винсента Морено с напарниками, шансов у нас не было бы.
Ведь даже тогда, когда Морено с бойцами повязал бокора и его зомби, Дюбуа не сдался и хотел полностью перейти в тело моего мужа. Унганы и мамбо, как ни старались, помешать ему не могли. Пистолет Морено, приставленный к виску колдуна, тоже.
И вот тогда на помощь пришла Ника. У меня до сих пор мороз по коже, когда я вспоминаю эту картину: крохотная девчушка двух с половиной лет от роду, вытянувшись в струнку, стоит на алтаре, где корчится в судорогах тело ее отца. Вокруг девочки, постепенно разгораясь все сильнее, возникает сияние. Лицо Ники, ставшее вдруг взрослым и каким-то чужим. И перекошенная злобой физиономия колдуна, выхватывающего у остолбеневшего от шока Морено пистолет.
Он хотел убить мою дочь, этот подонок! Но у него ничего не вышло, я успела заслонить Нику собой. Получила, правда, пулю в грудь, но ничего, выжила.
А вот колдун – нет. Морено очень-очень разозлился на неспортивное поведение своего подопечного и свернул ненароком поганцу шею. Но до этого Ника успела выгнать из отца всю грязь, оставленную в нем бокором, и вернуть ее, грязь, первоисточнику. Так что переселиться Паскаль Дюбуа никуда не успел.
Честно скажу, я не люблю вспоминать об этом. И не столько из-за пережитого кошмара, сколько из-за дочери. Слишком уж чужой и непонятной была тогда моя роднуля. Я вижу наполненные каким-то мистическим почтением глаза унганов и мамбо, вконец обалдевшие лица Морено и его напарников. И – слепящий ореол вокруг дочери.
Нет, все, хватит. Что было, то было. И больше не вернется. Разве только в ночных кошмарах.
Я выкарабкалась, пусть и с трудом. Лешка снова прежний, вот только седины, которую приходится закрашивать любимцу публики, прибавилось. Виллу, на которой все происходило, он продал сразу же, да и вообще я как-то разлюбила с тех пор Лазурный Берег.
Но главное – Ника, Никуська, Никушонок сейчас ничем не отличается от других детишек. Разве что намного более развита, говорит очень чисто и хорошо, учится читать. Но никаких проявлений ментальной силы с тех пор больше не было. И слава богу, очень уж неуютно видеть в собственном ребенке какого-то мессию.
А еще Никусик ни единым словом, ни разу не упомянула о шторме, разыгравшемся больше полугода назад. Мы все не говорим об этом. Для друзей и знакомых была озвучена версия о свихнувшемся маньяке, похитившем нашу семью. Винсент Морено полностью подтвердил эту версию перед всеми, а в первую очередь – перед французской полицией. Его бойцы тоже обещали держать язык за зубами. Да и кто бы им поверил!
С Франсуа, сыном одного из унганов, сыгравшим весомую роль в нашем освобождении, и с мамбо Жаклин мы еще пару раз встречались там, во Франции, они навещали меня в клинике. И если с Франсуа, студентом Сорбонны, мы поддерживаем связь через Интернет и сейчас, то с Жаклин после возвращения в Москву не общались ни разу.
Потому что говорить жрица светлого вуду может только о Нике и о ее ментальной силе. Я вижу, что Жаклин спит и видит мою дочь своей ученицей. Нет уж, спасибо. Знать не хочу больше ничего о колдовстве, двадцать первый век за окном, на минуточку!
Вернулись мы в Москву в конце сентября, а с середины октября у Лешки начался грандиозный концертный тур, первый за последние два года, первый после «воскресения». Билеты были раскуплены за месяцы до начала гастролей, зрители соскучились по своему кумиру, и Лешка, хоть и не оправился полностью после пережитого шока, подвести своих поклонников не мог.
И уехал в турне. И мы не видели нашего папу до самого дня рождения Ники, до двадцать первого декабря. Зато и день рождения, и Новый год, и Рождество мы провели вместе. Новый год встречали за городом, на даче у Левандовских. Лешку пытались заманить на новогодние мероприятия запредельными гонорарами, но это все было абсолютно бесполезно. Мы ведь так соскучились друг по дружке!
В общем, папсик наш уехал, конечно, но только в середине января. И вернулся вчера, в День святого Валентина.
Спать больше не хотелось. Лежать без движения, уткнувшись носом в теплое плечо мужа, тоже. Належусь еще без него, без движения, когда Лешка опять уедет на гастроли. А сейчас следует быть настойчивой и категоричной, дабы супруг ни на секунду не усомнился в серьезности моих намерений.
Хватило одного легкого укуса за мочку уха. Лешка оказался не менее категоричен. И очень, очень целеустремлен.
В общем, во владения домоправительницы, то бишь на кухню, мы выбрались только через час.
Вот только ни Катерины, ни нашей дочери там уже не было. Дамы о чем-то спорили в комнате Ники. Вероятно, неутомимая оптимистка баба Катя не оставляет попыток приучить малышку к порядку. Ну-ну, удачи.
А нам давно пора заняться вплотную внушительной горкой аппетитнейших оладушек. У подножия горы толпились плошечки с медом, сметаной, клубничным вареньем и сгущенкой.
– Ну вот, – я беспомощно осмотрела вызывающий обильное слюноотделение стол, – и как с этим бороться?
– Легко! – Лешка, урча от удовольствия, поливал медом первый пяток оладий. – И, что характерно, непринужденно.
– Обжора, – проворчала я, усаживаясь напротив. – Не боишься, что скоро на сцену тебе придется выползать со специальной подпоркой для пуза?
– Не-а, – ухмыльнулся любимец публики. – Для чего я, по-твоему, танцоров держу?
– Для танцев? – робко предположила я.
– Умничка какая! – Злыдень восхищенно посмотрел на меня, не выпуская, впрочем, из рук вилку с очередным сдобным кусочком. – Сама смогла проследить цепочку «танцоры – танцы». Браво. Поражен. Снимаю шляпу. Но это еще не все!
– В смысле – еще что-то снимешь, кроме шляпы? Охальник, мы же не в спальне!
– В смысле – танцоры мои. Если я слегка располнею…
– Разжирею.
– Грубо.
– Особенно после одиннадцатой оладушки.
– Вот-вот. «Кушай, кумочка, десятый блиночек, разве ж я считаю!» В общем, мне в случае чего самому на сцену выходить не придется, меня вынесут танцоры.
– На носилках и с капельницей?
– В паланкине и с опахалами.
– Ага, и будут с энтузиазмом опахать тебя, причем на глазах у изумленной публики.
– Пап, а что такое опахать? – появившаяся в кухне Ника пристроилась на папины колени. – Поле по кругу на тракторе объехать?