К тому же их трое против меня одной. Ника, к счастью или нет, не вмешивалась, забытым манекеном стоя в углу. Видимо, происходящее там, на берегу, было серьезнее, чем здесь. Не знаю, размышлять над этим не было ни времени, ни возможности, драка к размышлизмам не располагает.
А потом кто-то из троих основательно приложил меня чем-то тяжелым по затылку, и я взяла тайм-аут.
На сколько – не знаю, но когда очнулась, смогла посочувствовать египетским мумиям – они спеленутыми столько веков пролежали! Это ведь жутко неудобно – нельзя пошевелить ни рукой, ни ногой, ни – самое поганое – языком! Все замотано то ли полотенцами, то ли простынями – тряпками какими-то, в общем.
Мое мычание и трепыхание незамеченным не осталось.
– Мамичка! – жалобный крик сына буквально подбросил меня в воздухе, и я умудрилась сесть, как – не знаю.
Попробуйте усадить кокон.
Но я смогла, потому что меня звал мой малыш.
– Вот же шустрая баба, – о, а Муравьед, оказывается, неплохо говорит по-немецки, – никак не угомонится! Теперь я понимаю, Педрито, почему ты на нее запал. Не женщина – огонь! Хотя на мой вкус тощевата.
Я? Тощевата? Да вы льстец, сударь. Хотя и хам, конечно, и быдло, но комплиментарны. Кокетливо стукнуть урода веером по хоботу мешали два обстоятельства – слишком тугая повязка и отсутствие веера.
– Мамичка! Пусти меня, я хочу к мамичке! – он уже плакал в голос, устав сдерживаться, мой малыш.
Размазывая слезы и подсохшую кровь по мордашке, он пытался вырваться из лап все того же мерзкого персонажа – жирного фотографа, но тот держал свою добычу крепко. А я ничем не могла помочь! От собственной бесполезности хотелось выть, но это – занятие непродуктивное. Воем делу не поможешь, а соображать он мешает.
Так, а где же Ника? Уф, вот она, сидит тихонечко на стуле. И, хотя лицо девочки по-прежнему ничего не выражает, но я чувствую – она здесь, с нами. Слишком уж старается дебилку изобразить, даже слюну пустила. Зато и внимания на нее пока не обращают. Вот и хорошо, вот и замечательно, теперь мы справимся и с тремя…
Стоп, а почему их больше? Откуда взялись еще двое?
Понятно. И кого называли Педрито понятно. И почему Муравьед говорит на немецком – тоже.
В противоположном углу комнаты на полу сидел избитый Петер. Глядя исподлобья на важно прохаживавшегося Муравьеда, он вытер кровь с разбитой губы и процедил:
– Дурак ты, Жозе! Мог получать постоянный доход, а теперь не получишь ничего. Бриллиантов с собой у меня больше нет, я же говорил.
Так этот урод и есть Жозе?! Тот самый щепетильный и порядочный уголовник?!
Если в этой комнате и есть сейчас дурак, то это ты, Петер.
С моим мнением был абсолютно согласен Жозе. Он подошел к рыжему, небрежно пнул его заостренным носом туфли – похоже, обувь этот сморчок подбирает себе пропорционально длине носа, более уродских туфель я еще не видела – и снисходительно хохотнул:
– Никогда не думал, что в команде Менгеле может оказаться такой доверчивый осел! Йозеф всегда очень тщательно подбирал персонал, жестко проверяя каждого нового человека. Я еще тогда, три года назад, когда ты пару раз приезжал сюда по поручению своего босса, отметил ненормальность твоего поведения, но, поскольку Йозеф не доверял тебе ничего серьезного, ты был обычным курьером без полномочий, я лишь удивился. А потом связь с Менгеле резко пропала, наши бизнес-партнеры забеспокоились, и начались поиски. Были задействованы все возможности, а они у наших партнеров немаленькие, поверь. Катера, вертолеты, поисковые отряды с самыми лучшими проводниками из местных – все без толку. Мы даже не смогли найти место, где располагался исследовательский комплекс Менгеле, до сих пор не знаю – вы что, под землю ушли? Но куда? Никаких следов, а ведь должны были быть хоть какие-то дороги, коммуникации, антенны – ничего. Загадка Менгеле так и осталась неразгаданной, пришлось смириться и подсчитать ущерб, как вдруг, три года спустя, появляешься ты с роскошным бриллиантовым колье в кармане! И, доверчиво склонившись, шепчешь о том, что теперь сможешь привозить славному Жозе такие побрякушки довольно часто, но прежде ты хочешь проверить лояльность Жозе и заказать паспорта для какой-то бабы и ее детишек. И, судя по грустным страдальческим глазкам, ты очень не хочешь расставаться с этой бабой. Так у меня для тебя приятная новость – с ней ты, возможно, и не расстанешься. Если, конечно, будешь послушным и проводишь нас туда, где прячется исследовательский комплекс нашего дорогого Йозефа. А кстати, я так и не понял – что же с ним случилось?
– То, что и должно было случится, – криво улыбнулся Петер, сплевывая скопившуюся во рту кровь. – Его с подельниками уничтожил лес.
– В смысле?
– Понимай как хочешь. Но наци твоего любимого больше нет, и кости его давно сгнили.
– Ага, а ты, получается, там теперь главный, да? И кстати, что это за уродцы с тобой прибыли? Игрушки старика Йозефа? На продажу он разрабатывал различные продлевающие жизнь препараты, а вот то, чем Менгеле занимался «для души», всегда очень интересовало моих боссов. Похоже, их предположения были верными – наци продолжил эксперименты над людишками, начатые в Освенциме. И, судя по прибывшим с тобой уродам, у него получилось. Эдуарду, прекрати тискать мальчишку, у меня от его крика сейчас голова взорвется! Ты что, потерпеть не можешь?
Забывшись, Муравьед прокричал это на немецком, и похотливо сопевший жирдяй, который был сейчас первым в моем личном списке смертников, разумеется, ничего не понял, кроме того, что босс обращается к нему.
Он сжал моего сына покрепче, помня недавнюю выходку мальчика, и на португальском переспросил Муравьеда – а в чем, собственно, дело, господин?
Господин пояснил, тварь по имени Эдуарду возбужденно что-то прохрюкала. И это что-то явно не понравилось Петеру.
А вот, кстати, рыжий ведь действительно знает португальский, зачем тогда Муравьед говорит с ним по-немецки? Получается, для нас с детьми, что ли?
Но сейчас разговор пошел, а потом и побежал на португальском. Петер сквозь зубы процедил что-то угрожающее, глядя на обильно потеющего жирдяя, тот насмешливо оскалился и похлопал моего сына по попке, сопровождая смертельно опасный для него жест комментарием. Рыжий дернулся, пытаясь вскочить, получил очередной удар по голове от одного из бандитов, и, сорвавшись, заорал на Муравьеда.
Молодец, Петер, умница, отвлекай этих сволочей на себя, пусть они на время забудут обо мне, пусть. А я пока продолжу растягивать свои путы.
То, что казалось мне безнадежно прочным, на самом деле было гораздо предпочтительнее веревок. Тряпье проще растянуть, если все время крутить и дергать руками. Другое дело, что судорожные рывки гусеницы могли привлечь внимание бандитов, но оно, внимание, раздобыв где-то ведра с попкорном, заняло сейчас лучшие места вокруг скандалившего Петера.