— Ну, спасибо, что подвезли, — Сергей взялся за ручку дверцы, — я на дежурство. Сейчас открою вам шлагбаум.
— Сиди! — рявкнул Кравцов, выбираясь из джипа. — Сам открою. А ты со мной поедешь, я тебя домой отвезу, как только Тимку доставлю.
— Но… как же мое дежурство? Меня ведь уволят, если я дом без охраны оставлю.
— Да и хрен с ними, пусть увольняют! Я тебя к себе возьму, в службу безопасности. Нечего толковым парням в охране жилья киснуть. Ты где служил?
— ВДВ.
— Тем более наш человек!
— И все же, — Сергей почесал затылок. — Не могу я пост бросить. Вдруг ночью кто на территорию проникнет?
— Да ничего с твоей территорией не случится! Вон, мои парни уже подъехали, — рядом действительно притормозил неприметный «Форд Мондео», — они «Мерседес» Кирилла и машину Мирослава Здравковича отгонят в паркинг и за тебя подежурят до смены. Договорились?
Парень кивнул и, не удержавшись, широко улыбнулся, наблюдая за переговорами своего будущего начальника с рослыми парнями, вышедшими из «Форда». Может, и с квартирой теперь удастся вопрос решить, хотя бы переехать из задрипанной однушки в Бутово в съемное жилье поприличнее, у них с Наташкой ведь скоро малыш родится. Да и зарплата в этом холдинге явно получше, чем в его бывшей — ура! — охранной конторе.
Немного согревшись и обсохнув в машине, в дом Тимка зашел гораздо бодрее. Встревоженный недавним появлением Ланы на руках у отца консьерж попытался хоть что‑то разузнать, но Кравцов к разговорам расположен не был. Он молча вошел в лифт, дождался пса и нажал кнопку нужного этажа.
Дверь в квартиру Ланы была не заперта, она даже толком не прикрылась. Да и трудно тщательно закрывать за собой, когда на руках дочь.
Тихий, ласковый голос шефа слышался из гостиной. Матвей заглянул туда и спросил:
— Куда Тимыча? В ванную, мыться?
— Нет! — вскрикнула лежавшая на диване Лана. — Тимка, иди сюда! Иди, мой хороший! Спасибо тебе, мальчик! Если бы не ты…
Лицо ее некрасиво сморщилось, и девушка снова тихо заплакала. Алабай доплелся до дивана и практически рухнул рядом, уткнувшись носом в тапку Кирилла.
Мирослав вскочил и заметался по гостиной, сжимая и разжимая кулаки:
— Какая же скотина сотворила это с парнем, а? Мы ведь буквально час назад расстались, Кирюха домой поехал, а я еще задержался, заканчивал дела. Зачем он полез в эту дыру, зачем?!
— Я, кажется, догадываюсь, что произошло, — процедил Матвей, гоняя желваки. — Лана, как ты думаешь, это может быть связано с «северянами»?
— Да напрямую! — Девушка столбиком села на диване, судорожно прижав руки к груди. — Я сегодня встречалась с ними, сороковины по Вадиму отмечали, и теперь совершенно точно знаю — убивает один из них!
— Что?! — нахмурился Кравцов. — Ты уверена?
— Абсолютно. И, если бы Кирилл сегодня пошел со мной, как мы собирались вначале, он бы уже вычислил этого ублюдка. А гад понял это… Ну вот… А я тоже поняла, что Кирилл в опасности, и думала рассказать ему обо всем, когда приеду… А он опередил меня! И я не понимаю, как эта тварь смогла заманить Кирилла на стройку, как?
— Стоп! — рявкнул отец, сжав руками виски. — Я ни‑че‑го не понимаю! Какие еще северяне? Кто — он? Что, в конце концов, происходит?!
— Мы не хотели тебя впутывать, — прошептала Лана, мерно раскачиваясь. — Ленка ведь моя подруга, зачем вам с мамой волноваться лишний раз. Мы думали, сами разберемся, а вот как получилось. Хотя чем бы ты мог помочь, Матвей и так с самого начала в курсе, он в Ирку Плужникову влюбился…
Мирослав подошел к бару, открыл его, набулькал полстакана мартини и протянул его дочери:
— На, пей. А мы с Матвеем пойдем на кухню, пообщаемся.
— Но меня в машине Сергей ждет!
— Какой еще Сергей?
— Тот самый, папа, который спас Кирилла и Тимку, — криво улыбнулась Лана, вцепившись в стакан двумя руками. — Да и меня, по большому счету, тоже. Если бы я была там одна, я прыгнула бы в этот котлован и утонула вместе с ними. А Сергей не пустил меня и пошел сам.
— Да, и теперь мокрый насквозь сидит у меня в машине, я собираюсь отвезти его домой, — Матвею, если честно, меньше всего сейчас хотелось получать трехведерную клизму от шефа, он предпочитал, чтобы в историю с «северянами» отца посвятила Лана. — А еще — взять его в свою команду. Он парень толковый, а главное — не теряется в сложной ситуации. К тому же в ВДВ служил.
— Папа, пусть Матвей едет. — Девушка, кажется, поняла настроение Кравцова. — Я сама тебе все расскажу. По пути в больницу.
— В какую еще больницу? — оторопел Мирослав.
— А это надо узнать, — Лана залпом, словно воду, выпила мартини и решительно поднялась с дивана. Ее немного качнуло, но в целом девушка держалась на ногах достаточно ровно. — Я пойду переоденусь, а вы узнайте, пожалуйста, куда отвезли Кирилла. Мне надо к нему.
— Но, дочка…
— Папа, я все равно поеду, с тобой или без тебя.
— Тогда лучше со мной, — тяжело вздохнул отец. — Ладно, Матвей, ты поезжай, отвези парня, я с ним попозже отдельно встречусь, а я останусь с дочкой. Но разговор не закончен, учти!
«Скорая» отвезла Кирилла в Склифосовского, и к моменту появления там Ланы с отцом его уже оперировали. Долго оперировали, невыносимо долго.
Сидеть спокойно на неудобном диванчике девушка не могла, ей казалось, что, бегая по приемному покою, она сможет ускорить и бег времени, вращая его лапками, как хомяк — колесо. Мирослав пытался хоть на время отвлечь дочь, расспрашивая о подробностях случившегося за последнее время, но не получилось. Сгрести мысли в одну кучу и аккуратно распределить их по дате поступления Лана не сумела.
Потому что способности рассуждать здраво и мыслить логически угрюмо сидели в самом дальнем углу сознания, сметенные туда ураганом эмоций. В голове вертелась огромная воронка торнадо «Кирилл?!». И больше ничего.
Есть такая изощренная древнекитайская пытка, когда на голову связанного человека мерно капает вода. Капля за каплей, вовсе не больно, но долго, но равномерно. И человек медленно сходит с ума, потому что долбежка становится невыносимой.
Вот так же, долго и равномерно, на голову Ланы капали минуты. Одна за другой, через строго определенные промежутки времени. Когда закапала сто восемнадцатая минута ожидания, девушка уже не металась по коридору. Она застыла на диване заледеневшей от горя фигуркой, которая даже таять не могла, несмотря на то что в больнице было довольно тепло. Во всяком случае, слез на мертвенно‑бледном лице не наблюдалось. Только лихорадочно блестевшие глаза намекали на наличие жизни внутри сосульки.
Приехавшая час назад мать тоже не смогла разбить ледяную корку, сковавшую ее родную девочку, и теперь, прижавшись к теплому, надежному плечу мужа, тихо всхлипывала, комкая мокрый от слез носовой платок. Наблюдать горе своего ребенка, осознавая, что в данной ситуации от тебя лично ничего не зависит, что единственное, чем ты можешь помочь дочери, — это разделить ее боль, было трудно. И больно. И страшно. Страшно за нее, за Лану — выдержит ли? Столько всего свалилось на бедняжку за последние годы, не всякий мужчина выдержит! Но потом в ее жизни появился Кирилл, которого Елена Красич полюбила почти как сына. Почти — потому что у нее был свой сын, Яромир.