– Ну и ну. Какая честь! Что ж, пригласите и его.
История самоубийства Клиффорда на первой полосе “Мемфис пресс” целиком принадлежала перу Слика<Слик в переводе с английского значит “ловкач”.> Мюллера, старого полицейского репортера, который вот уже тридцать лет занимался делами полиции и преступлениями в городе. Настоящее его имя было Альфред, но никто этого не знал. Даже мать называла его Сликом, но и она не могла припомнить, откуда взялась эта кличка. Три жены и сотни подружек звали его Сликом. Он не слишком хорошо одевался, не закончил средней школы, не имел денег, Господь наградил его заурядной внешностью и средним ростом, ездил он на обычном “мустанге”, не мог себе позволить взять женщину на содержание, и трудно было понять, за что его прозвали Сликом.
Всю жизнь он посвятил преступности. Он знал всех торговцев наркотиками и сутенеров. Пил пиво в барах, где девицы трясли голыми сиськами, и дружил с вышибалами. Следил за тем, кто из рокеров снабжает город наркотиками и девочками для стриптиза. Умел вывернуться из любой заварушки в Мемфисе без единой царапины. Знал всех членов уличных банд сверху донизу. Провалил не меньше дюжины шаек автомобильных воров, вовремя сообщив нужные сведения полиции. Знал всех, кто когда-то сидел, особенно тех, кто так и не завязал. Мог определить путь краденого товара, просто понаблюдав за скупками. Его захламленная квартира была похожа на любую другую за тем исключением, что целая стена была занята мониторами и полицейскими радиоприемниками. Его “мустанг” по дряхлости мог сравниться разве что с полицейской патрульной машиной, правда, у последней имелся радар, а ему он был не нужен.
Слик Мюллер обретался в самой теневой части жизни Мемфиса. На место преступления он зачастую приезжал раньше полиции. Он прекрасно чувствовал себя в моргах, больницах и похоронных бюро. На него работали сотни осведомителей, и они выкладывали все, зная, что ему можно доверять. Он твердо придерживался правила: раз не для записи, значит, не для записи. То, что в тени, там и должно оставаться. Он никогда не выдавал осведомителя. Все свои источники держал в строгой тайне. Слик был человеком слова, и даже вожаки уличных банд знали это.
Он был на “ты” почти с каждым полицейским в городе. Многие из них с восхищением называли его Молью. Моль Мюллер сделал то. Моль Мюллер сделал это. Поскольку Слик превратилось в настоящее имя, еще одно прозвище его не волновало. Его вообще мало что трогало. Он пил кофе с полицейскими в сотне круглосуточно работающих забегаловок города. Смотрел, как они играют в софтбол, знал, чья жена подала на развод и кто какое получил взыскание. Он находился в Центральном участке практически двадцать часов ежесуточно, и нередко сами полицейские интересовались у него, что происходит. Кого пристрелили? Кто и где попал в катастрофу? Сколько погибших? Был ли пьян водитель? Слик рассказывал им все, что мог. Помогал, когда имел такую возможность. Его имя упоминалось на занятиях в полицейской школе Мемфиса.
Вот почему никто не удивился, когда Слик провел все утро в центральном участке, что-то вынюхивая. Он позвонил в Новый Орлеан и познакомился с основными фактами. Он знал, что в городе появились Рой Фолтригг и агенты ФБР из Нового Орлеана. Это его заинтересовало. Значит, тут не просто самоубийство, слишком уж много ничего не выражающих лиц и ответов типа “Никаких объяснений”. Прошел слух о какой-то записке, но, кого ни спроси, никто о ней ничего не знает. Но он умел читать по лицам полицейских, занимался этим много лет. Выяснил он и о мальчиках и о том, что младший находится в тяжелом состоянии. Шли разговоры об отпечатках пальцев и сигаретных окурках.
Он вышел из лифта на девятом этаже и пошел в сторону, противоположную от столика медсестры. Он знал номер палаты Рикки, но, поскольку отделение было психиатрическим, он не собирался врываться туда со своими вопросами. Он никого не хотел пугать, особенно восьмилетнего ребенка в шоковом состоянии. Он опустил два четвертака в автомат и пошел дальше, попивая диетическую кока-колу, как будто он здесь уже весь вечер. Мимо прошел санитар в светло-голубой куртке, толкая перед собой тележку с различными причиндалами для уборки. Это был парень лет двадцати пяти с длинными волосами, которому явно обрыдла его неквалифицированная работа.
Слик продвинулся поближе к лифту и, когда санитар вошел туда, последовал за ним. На кармане куртки было вышито имя “Фред”. Кроме них в лифте никого не было.
– Работаете на девятом этаже? – спросил Слик без интереса, но с улыбкой.
– Ага. – Фред даже не взглянул на него.
– Я – Слик Мюллер из “Мемфис пресс”. Пишу статью о Рикки Свее из 943-й палаты. Ну, знаете, стрельба и все такое. – Он давно уже уяснил, что лучше всего сразу выкладывать, кто ты и зачем пришел.
Фред неожиданно заинтересовался. Он выпрямился и посмотрел на Слика с таким видом, как будто хотел сказать: “Я много чего знаю, но вам из меня это не вытащить”. Тележка, разделяющая их, была заполнена различными моющими средствами. Внизу в поддоне лежали грязные тряпки и шприцы. Судя по всему, Фред мыл туалеты, но в мгновение ока превратился в человека, владеющего важной информацией.
– Вы видели мальчика? – спросил Слик равнодушно, наблюдая, как мелькают цифры над дверью.
– Ага, только что оттуда ушел.
– Я слышал, он в сильном шоке.
– Не знаю, – самодовольно заметил Фред с видом человека, умеющего хранить тайны. Но ему ужасно хотелось все выложить, и это никогда не переставало удивлять Слика. Возьмите любого среднего человека, скажите ему, что вы репортер, и в девяти случаях из десяти он будет считать, что должен говорить. Больше того, он жаждет говорить. Расскажет вам все свои самые сокровенные тайны.
– Бедный парень, – пробормотал Слик, глядя в пол. Он несколько секунд молчал, и Фред не выдержал. Что это за репортер? Почему не задает вопросов? Он, Фред, знает мальчишку, только что вышел из его палаты, разговаривал с его матерью. Он, Фред, участник всей этой игры.
– Да, ему скверно, – сказал Фред, тоже глядя в пол.
– Все еще в коме?
– То так, то эдак. Может, еще долго протянется.
– Да. Я тоже об этом слышал.
Лифт остановился на пятом этаже, но тележка Фреда загораживала вход, так что никто не вошел. Дверь закрылась.
– Мало чем можно помочь ребенку в таком состоянии, – заговорил Слик. – Я много раз подобное видел. Ребенок видит что-то ужасное на какую-то долю секунды, впадает в шоковое состояние, и требуются месяцы, чтобы его из этого состояния вывести. Нужны психиатры и все такое. Этот Рикки Свей, он все так же плох?