Ничего подобного. За деревенькой следовала рощица, за ней рабочий поселок при каком-то заводике, вновь перелесок, вновь деревенька… Дымный хвост от паровоза стелился низко, норовил лизнуть окно и, казалось, дразнился. Терпи, пассажир всякого возраста, пола, чина и сословия! Тебе кажется, что ты уже приехал, что последние полчаса колесного стука совершенно лишние? Ошибочка. Имей терпение. Сиди, жди.
Великая княжна отложила «Русское слово» с недочитанной статьей о пауперизме в Англии и Германии. Покосилась на попутчиков – те с плохо скрываемым нетерпением изучали подмосковные ландшафты. Кажется, никто не заметил, что простая с виду девушка только что бегло и с пониманием дела читала столь мудреную статью.
Аграфена Дормидонтовна Коровкина! Тут уж ничего не попишешь, изволь соответствовать той роли, какую диктует имя. Носи дешевое ситцевое платье с тошнотворно-аляповатой брошью из поддельного янтаря, платок вместо шляпки, научись громко смеяться в ответ на грубые шутки, грызть орешки и семечки, сплевывая шелуху на пол и содрогаясь от отвращения к самой себе…
Никто не узнал – некому было узнать, – как мучилась великая княжна! Но тягостнее всего оказался голод по умному печатному слову.
В городах Екатерина Константиновна иногда рисковала преображаться в «синего чулка» с университетским образованием. В поезде или на пароходе личина вчерашней крестьянки – вероятнее всего, прислуги в доме среднего достатка – была надежнее. Однако что может читать такое существо? Дешевку лубочного типа. В лучшем случае – романы Марфы Пехоркиной. Страдания великой княжны, воспитанной на литературе совсем иного сорта, были ужасны.
Но их, конечно же, стоило вытерпеть! Камуфляж и неожиданность пока выручали. Пошла третья неделя со дня бегства из Ливадии – и ничего… Такое ощущение, что никто не ловит беглянку. Как будто так и надо.
Вот Россия, вся ее неохватная глубинка… и чем, спрашивается, она занята? Да чем угодно! По преимуществу разными грубыми делами – что-то мастерит, чем-то торгует, что-то перевозит. Сушит воблу, стирает белье, лузгает семечки, горланит вечерами песни под гармонику. Ходит к обедне по воскресеньям, объедается в трактирах блинами с икрой, потеет у самовара и пучит глаза, свирепо дуя на чай в блюдечке. А то и пропивает последнюю рубаху в дрянном кабаке. Городовые – и те обыкновенны. Не похоже, чтобы кто-нибудь был озабочен поисками императорской дочери. Если бы даже узнали о побеге – кому какое дело? Поохали бы, посудачили, поскребли в затылке – и забыли бы.
Немного обидно даже.
Один только раз вышло «почти приключение» – в Новороссийске. Едва на отшвартовавшийся «Афон» кинули сходни, великая княжна первой покинула пароходик. Чутье подсказывало: надо спешить. Катенька почти бежала. Взяла, не торгуясь, извозчика до вокзала, крикнула: «Пошел! Получишь на чай!» – и унеслась так, что ветер пел в ушах. Вовремя: не прошло и минуты, как навстречу вихрем промчались сразу три двуколки с синими мундирами. Сердце екнуло, но жандармы спешили перекрыть порт и не обратили на Катеньку никакого внимания.
Она улизнула, но масштабы облавы стали ясны. Ясно было и то, что убираться из Новороссийска надо как можно скорее. Куда – вот вопрос, который нужно было обдумать и принять верное решение не позднее чем через четверть часа.
В Петербург? В Москву? Конечно, нет – пассажиры этих поездов будут тщательно проверяться. В случае малейшего сомнения – пожалуйте в дежурную часть, мамзель. Значит, нужен еще один крюк, еще одна заячья петля…
Пользуясь пашпортом на имя Аграфены Коровкиной, великая княжна взяла билет до Екатеринодара. Оттуда на следующий день выехала в Пятигорск. Проведенных в пекле июльского Екатеринодара суток хватило на то, чтобы худо-бедно избавиться от тонального крема на лице и руках, изменить прическу в парикмахерской и приобрести кое-какие обновки в магазине дамского готового платья. Обновки были настолько ужасны, что Катенька даже всхлипнула потихоньку. Но кто сказал, что не придется страдать ради своего счастья?
Из Пятигорска она уехала в Царицын. Оттуда – пароходом – в Сызрань. Волжские пароходные компании не интересовались пашпортами пассажиров. Катенька скромно ехала во втором классе. Конечно, удобства не те, зато и любопытство окружающих не то. В первом классе изволь хоть иногда делать променаж по палубе, любоваться скучными берегами, знакомиться с ненужными людьми, флиртовать с несимпатичными кавалерами – иначе ославят гордячкой и с удовольствием перемоют все косточки. Во втором классе едет публика попроще и поскромнее. Здесь можно вовсе не выходить из каюты, сославшись на мигрень. Посочувствуют, предложат уксус или нюхательную соль – и только.
Болтливый попутчик, набриолиненный сердцеед уездного масштаба, щеголяющий модным словом «коммивояжер», рассказывал о прошлогодней нижегородской ярмарке. Мол, видел, как там ученый медведь водил на веревке цыгана – именно так, а не наоборот. Приказчик – так лучше сказать по-русски – очень старался, спешил обворожить, прельщал безукоризненным пробором, щеголял «французским наречием», томно вздыхал… Было бы смешно, если бы не было противно. И еще одно вышло беспокойство, но уж совсем глупое: пьяный в дым провинциальный актер, ехавший в соседней каюте, неизвестно зачем вздумал представлять Стеньку Разина и княжну одновременно – ну и, натурально, выпал за борт, едва под колесо не угодил, да и без содействия колеса чуть не утонул. Останавливали пароход, спасали утопающего, капитан ругался ужасными словами… Великая княжна молча дивилась, не зная, что и подумать. С одной стороны – жизнь подданных казалась интересной. С другой – не казалась жизнью.
В Сызрани Катенька задержалась на несколько дней, вжилась, насколько возможно, в роль Аграфены Коровкиной и поменяла планы. Сначала думала отправиться в Казань, а оттуда – во Владивосток первым же поездом, который будет пущен по Транссибирской магистрали. Ну вторым, если не первым…
Помешала статейка в «Российских ведомостях». Верноподданный до клинического идиотизма щелкопер писал в отвратительном умильно-сюсюкающем стиле о готовящейся в Москве торжественной встрече великого князя Дмитрия Константиновича, новоназначенного наместника Дальнего Востока, следующего через Первопрестольную к месту служения Отечеству. Кое-как продравшись через слащавости и приторности, великая княжна поняла главное.
«Первых» поездов на Дальний Восток будет в сущности два. Один – Литерный-бис – личный поезд наместника, сопровождаемого несколькими видными сановниками, в том числе морским министром адмиралом Грейгоровичем. Второй поезд – просто Литерный – предназначен для аккредитованной прессы, промышленников и купцов, принимавших долевое участие в строительстве, представителей дворянства от каждой губернии, представителей духовенства и даже нескольких участвовавших в строительстве мастеровых, отличившихся небывалой выработкой и благонравным поведением. Кроме того, три вагона первого класса предназначены для тех, кто в состоянии заплатить пять тысяч рублей за билет…
И щелкопер сообщал, что, по имеющимся у редакции сведениям, несмотря на неслыханную дороговизну, почти все билеты уже проданы!
Катенька только усмехнулась. Но дальше в статье пошло такое, что стало не до смеха: сообщалось, что регулярное движение поездов по Транссибу будет открыто лишь в сентябре!