Много ли удивительного в том, что при игре в рулетку шарик остановится на желаемом красном, а не на огорчительном черном?
Их действительно было четверо. Они не спали. Длинные свертки лежали у каждого под рукой.
Первым желанием Лопухина было осведомиться насчет уборной, но то дрожало тело, а управлял им сейчас дух. И посредством тела дух нащупал рукоять взведенного револьвера в левом кармане, после чего глумливо подмигнул напряженным, как струна, злодеям и произнес:
– Коннити-ва, уважаемые! Бросайте оружие, выходите по одному.
Они поспешили выйти, но не по одному. Двое молча бросились на Лопухина, моментально выхватив мечи из свертков. Они бросились бы и вчетвером, но этому мешали размеры спальни.
Чего не было в специальной подготовке, так это умения побеждать столь прыткого и верткого противника. Стрелять пришлось сквозь карман, наугад. Два оглушительных выстрела перекрыли очередной громовой раскат. Один из нападавших зарычал зверем и на мгновение схватился за бедро. Второй был уже рядом с мечом на замахе.
Отступив вбок, Лопухин выпустил рукоять револьвера и едва успел выхватить из трости клинок. «Ножны» не бросил. Тесня графа в коридор, ронин хакал и бешено скалил зубы. Удары сыпались градом. Не могло быть и речи о том, чтобы отбить их тонкой рапирой, разве что изменить слегка направление удара. Но и это удавалось Лопухину с величайшим трудом.
Жаль… Ничего не поделаешь… Этого ронина не взять живьем.
О фехтовании на рапирах японец не имел никакого понятия. Молниеносный укол – и ронин захрипел, захлебываясь кровью. Сам виноват…
Тотчас пришлось отпрыгнуть – сквозь бумажную перегородку молниеносно просунулось лезвие меча. Обожгло правый бок. Лопухин вытянул перед собой рапиру, вдавил пальцем резной выступ. Грохнуло так, что заложило уши. С той стороны перегородки послышался вопль.
Второй. Совсем плохо…
Два уцелевших ронина выскочили в коридор. В тусклом свете масляных плошек хищно блеснула сталь.
А гостиница уже наполнилась воплями разбуженных пальбой и криками ополоумевших от страха людей. Кто-то визжал, как будто его резали, кто-то выскочил в коридор позади Лопухина и с дивной скоростью наддал к выходу, и громко трещали решетчатые перегородки под чьим-то богатырским напором…
Едва успевая парировать удары, Лопухин отступал. Он мог бы справиться с одним противником, не знающим, что такое рапира, но с двумя мастерами фехтования на мечах не имел шансов и знал это. Чертовы японцы! Российские бандиты кинулись бы спасаться кто куда, если уложить половину банды, – эти нападали и нападали. Неважно, что гайдзин загораживал им выход, – много ли труда надо, чтобы проломить стену и уйти в грохочущую ночь с надеждой на успех?
Но они наседали, и Лопухин пятился. Теперь не могло быть и речи о переходе в атаку. Только оборона… которая вряд ли затянется.
Проще всего было пуститься наутек, надеясь на то, что люди Иманиши, несомненно, уже взявшие винтовки на изготовку, отличат европейца от японцев и не пристрелят его по излишнему рвению. Но отчего-то бегство казалось постыдным. И главное: хоть одного надо было взять живьем и заставить говорить!
Сказать легко. Куда труднее сделать.
Полой тростью граф делал обманные движения. Первые секунды боя это заставляло противника держаться настороже. Потом перестало действовать.
Снаружи грохотало небо. Внутри орали, визжали и громоподобно трещали чем-то. Лопухин отступал.
Еропка, черт бы его побрал! Неужели заснул, паршивец? Или… струсил?
Бабий визг за стеной – и дикий грохот! Перегородка рухнула, едва не придавив ронина. А вот от летящего в голову сундучка ронин успел увернуться лишь отчасти, приняв удар плечом…
Упал, но сейчас же вскочил, обратясь против другого противника, – из разломанной стены, как медведь из берлоги, лез Еропка, швыряя в ронина чем ни попадя.
Вот оно что… Слуга не лодырничал. Он шел напролом, круша хлипкие стенки, шагая по постояльцам, и напал на противника внезапно. Ай, молодец!
Пора, понял Лопухин. Если брать, то сейчас. Из полой трости выскочила цилиндрическая гирька на коротком стальном тросике и тотчас ощетинилась короткими тупыми шипами, выскочившими из пазов. Описав полукруг, она задела о потолок, чуть отклонилась и ударила ронина в висок вместо темени.
Черт побери…
Он хотел лишь оглушить противника. Его ли вина, что потолки здесь низки, а противник движется вопреки здравому смыслу?
Его вина, его! Высоту потолка надо было учесть, а противника – изучить лучше. Найти время. Жаловаться на то, что в сутках всего-навсего двадцать четыре часа, – удел беспомощных.
Последний ронин с проворством таракана кинулся наутек. Преследовать его, пожалуй, не имело смысла. Стрелять беглецу вслед Лопухин не стал. Гостиница окружена двойным полицейским кордоном – куда ему деваться? Быть может, полиция сумеет сделать то, что оказалось не по силам европейцу, – взять пленника?
Снаружи ударил хлесткий винтовочный выстрел, за ним еще несколько.
Понятно…
Визжащая от возмущения хозяйка гостиницы вылетела откуда-то раскаленной бомбой, часто-часто затараторила по-японски…
– Еропка, займись дамой…
Два ронина лежали в коридоре, третий – в спальне. Лопухин осторожно вошел. Нет, поздно… Этот третий, попотчеванный двумя пулями – в бедро и под сердце, – уже хрипел, умирая. «Говори! – кричал ему Лопухин, лихорадочно вспоминая японские слова. – Кто ты? Кто заплатил за убийство?» Все было напрасно. Ронин выгнулся в агонии, захрипел, пустил изо рта кровавую пену, дернул ногой и затих.
Загрохотали сапоги – в гостиницу ворвались насквозь промокшие полицейские. Теперь, когда вся работа была сделана за них, они выглядели чрезвычайно воинственно. «Совсем как наши, – подумал Лопухин с унылым сарказмом. – Нет, все-таки есть между нашими цивилизациями что-то общее…»
– Поздравляю вас, Лопухин-сенсей, – весьма низко поклонился Иманиши, не скрывая удивления и восхищения. – Все четверо убиты, никто не ушел. Превосходная работа.
– Черт бы вас побрал, Иманиши-сан, – буркнул в ответ граф. – По меньшей мере одного надо было взять живьем!
– Сумимасэн… Мне нет прощения. Однако это очень трудно, почти невозможно…
– Невозможно?! Ваш предок взял в плен ниндзя! Неужели так трудно было схватить какого-то ронина?
– Очень, очень трудно! – Иманиши старался не показать виду, что обижен. – Но, простите… зачем вам живой ронин?
Лопухин только рукой махнул. Получилось до предела глупо. Вся операция была затеяна напрасно. Что толку истребить наемных убийц, если не найден заказчик? Не исключено, что он успеет найти других исполнителей. Не исключено, что уже существует вторая группа убийц, ожидающая только команды начать…
– Нижайше прошу извинить меня, сенсей, – молвил Иманиши, не дождавшись ответа, – но это дело окончено. Простите, я не мог сказать вам этого раньше… Тот человек на дагерротипном портрете был опознан одним из полицейских. В полицейской картотеке на него нашлось кое-что. Данных оказалось достаточно, чтобы выследить его. Вчера вечером его пытались арестовать. Он успел совершить харакири, но, пока он был еще жив, нам удалось получить от него информацию. Он действительно был связующим… как это будет по-русски… звеном? Да-да, он был связующим звеном между убийцами и человеком, который платил. Он назвал его имя: Гюнтер Брюкнер, советник германского посла фон Штилле. Потом ему позволили умереть. Простите, если что-то не так.