– Есть у нас в штабе капитан-лейтенант Андерс?
– В штабе четвертого отряда? – переспрашивает Петр, задумывается и моргает. – Точно, нет. А что?
– В оперотделе штаба погранфлотилии, – уточняю.
– А я почем знаю? Тебе это очень надо? – Я кивнул. – Тогда посиди тут, я спрошу.
Минуты через две он вернулся. Я и не удивился: Поплавок не вселенная, тут каждый человек на виду, и всегда найдется кто-то, кто знает.
– Нет такого в штабе, – говорит. – И не было никогда. А тебе зачем?
– Низачем. Ты у кого спрашивал?
– У Юкконена.
Ну да, думаю, верно, у кого же еще. Юкконен – бывший адъютант, и связи у него, наверно, остались. Информированный парень, полезный, хотя и нагловат.
– А где он сейчас?
– Да тут, рядом. С механиками собачится – блок цереброуправления, говорит, полетел. Да что тебе вообще нужно?
– Будь другом, – говорю, – сходи к нему еще раз и спроси, не знает ли он, откуда этот Андерс – такой блеклый весь, невзрачный, сонный как будто… – и все приметы Глиста перечислил, какие вспомнил.
Петр меня хорошо понимает – спорить не стал, пожал плечиком, пошел вдругорядь. Вернулся серый, лицо не на месте – я даже испугался.
– Ты что, влип во что-то? – спрашивает шепотом.
– Нет, а что?
– А то, что твой Андерс никакой не капитан-лейтенант, а подполковник контрразведки. Для чего он тебе?
– Не он мне, а я ему. Он-то меня на Поплавок и доставил.
– Ничего себе, – комментирует Петр. – Слушай, ты правда ни во что не влип?
– Клянусь, – говорю. – А если что, тебя за собой не потяну, будь спок.
Он махнул рукой: мол, «за кого ты меня принимаешь» да «пропадать, так с музыкой», но я-то вижу: обрадовался мой приятель. Ничего удивительного, я бы тоже обрадовался на его месте.
Молчу, пью, думаю. Интересные дела получаются. Я патрулировал участок границы, меня бомбили. Бывает. Может, чужак и бомбил, если в его шахтах не тактические ракеты, а кассеты с глубинными «гостинцами». Правда, чтобы устроить такой «ящик», в какой я попал, он по идее должен был опустошить шахты до последней. Я бы на его месте не рискнул так оголяться. Ну ладно. Девять дней я ждал помощи и не дождался, пока чужак не наткнулся на меня при отходе к своим после успешной диверсии. Случайно он наткнулся на меня или ему оставили единственный коридор? Если это так, то становится понятно, почему на «Черном Баклане» меня сразу взяли под арест, ничего не объяснив и не выслушав объяснений: растерялись, ждали инструкций… Они ожидали найти пустую капсулу, никак не меня, потому что с вероятностью процентов девяносто я должен был угодить в плен, а с вероятностью процентов десять – верноподданно застрелиться. Выходит, меня использовали сознательно и хладнокровно, как мелкую одноразовую детальку: попользовался – и выбрасывай… Не предусмотрели они только одного: что чужак окажется человеком и слегка поплюет на долг ради уважения чужой чести и простого человеческого сочувствия…
Этого им не понять, конечно. Я и сам с трудом это понимаю, но все-таки получше, чем они, все-таки я глубинник, а не тыловой стратег. Зато очень даже понятно, отчего мною вдруг заинтересовалась контрразведка.
Приятного мало, конечно. Но тут меня еще одна идея осенила.
– Слушай, а еще разок не сходишь? Надо узнать про одного шпака… – и знай себе сыплю приметами того долговязого, что на меня вчера зенки пялил. Скорее всего пустышка, конечно. Мало ли отчего шпаки на людей таращатся?
Петр только пальцем у виска покрутил – однако пошел. Друг настоящий, верный, а я ему жизнь усложняю. Вернулся в недоумении. Юкконен, оказывается, долго не мог понять, о ком идет речь, а потом вспомнил: какой-то Шелленграм из отдела Перспективного Планирования, больше он ничего не знает, и не сделал бы Петр одолжение пойти в задницу со своими вопросами? Петр и пошел.
Ну ладно, думаю, планирование все-таки лучше, чем контрразведка. Во всех смыслах лучше. Если только я не трепыхаюсь попусту насчет этого Шелленграма, что скорее всего.
– За твое здоровье, – поднимает стопку Петр. – За твою удачу. Пусть о тебе забудут.
– Изыди, злоречивец, – говорю ему. – Я пятнадцать лет в лейтенантах ходить не собираюсь. Пер ангуста ад аугуста, как говорили эти латиняне, то есть если в теснинах не накроет обвалом, к вершинам как-нибудь выберусь…
Тут он как-то странно на меня посмотрел, а я и сам удивился. Этакой фразы, да еще с латынью, я от себя никак не ожидал. Притом спьяну.
Так я Петру ничего толком не рассказал – допили мы остатки, он уже и не очень слушал. Баиньки ему пора.
Поплавок ниже ватерлинии то еще место: темновато, сыровато, планировка идиотская. Не радиальная, как на «положительных» палубах, и не коридорно-ячеистая, а какая-то анфиладно-закуточная, что ли. Анфилады и закутки. До черта труб над головою, в трубах журчит и булькает, насосы опреснителей гудят. Широченные каналы ходовых водометов – хордами – от борта к борту. Основной и вспомогательные реакторы, маршевые двигатели, верфи, доки, шлюзы, распределители подпитки системы регенерации – повсюду запретные зоны, лучевые барьеры и охрана. Целые палубы – ремонтные мастерские и кое-какое сборочное производство. Резервная энергосистема, использующая разницу температур подводной и надводной части обшивки… Возле самого дна – непременная тысяча-другая тонн льялых вод. Добавить сюда же балластные цистерны и всю хитроумную гидравлику тройного демпфирующего борта – казалось бы, для людей места нет и быть не может. Ан нет, по документам, ниже ватерлинии живет без малого две тысячи человек, а по слухам – от трех до пяти тысяч. Все-таки Поплавок ненормально велик.
Три тысячи неучтенных людей – это вряд ли. Не прокормятся. Но лишняя тысяча в трюме вполне может жить.
Лишние…
Непонятны они для меня, вот что. И всегда были непонятны и неприятны. Шваль болотная. Уволенные со службы, не ждущие в метрополии кисельных берегов, спившиеся контрактники, на кого махнули рукой, неудачливые аборигены Капли, космические «зайцы» – обычно шлюхи последнего разбора, всякий разный сброд…
Вместо трюмных крыс – люди.
В любом земном порту вычистить сколь угодно крупное судно от посторонних – не столь простая, но в принципе решаемая задача. На Капле все иначе. Старожилы уверяют, что последний полицейский рейд имел место лет пять назад. Тогда не обошлось без стрельбы, однако какое-то количество лишних было отправлено в метрополию спецрейсом; после этого, говорят, Земля отказалась принимать наших люмпенов – своих, мол, хватает. На нижних палубах есть и притоны, и девочки, и даже травка сюда как-то проникает. Знай ходы, плати и пользуйся, коли свербит.
Обобрать, впрочем, тоже могут. Могут и забить сгоряча, если сдуру явился без денег или еды на мену. Офицера – поостерегутся, пожалуй, а нижнего чина или штатского запросто. Те сюда и не ходят.