Теперь изображать полное незнание уже поздно, более того, вредно для дела. Момент настал. Кризис неизбежен, ожидаем и должен быть преодолен решительно, жестко и без особых потерь.
К сожалению, небольшие потери среди гражданского населения совершенно необходимы. Избежать их в общем-то нетрудно, но тогда следует ожидать стократ больших потерь, всеобщего хаоса, утраты рычагов управления. Людей не убеждают ничем не подкрепленные слова, это древняя аксиома. Убедить их способны лишь предметные уроки. Главное, чтобы урок проходил под полным контролем.
Что-то долго не начинается… Пора бы уже.
Евгения Зинаидовна неспешно прихлебывала кофе. Будь ее слух не столь насторожен, она вряд ли обратила бы внимание на первую автоматную очередь, простучавшую пока где-то далеко и ослабленную трехслойным остеклением окон. Ну, слава Первоматери, началось! Теперь можно было с легкой душой заняться текущими делами. Мысли Евгении Зинаидовны Фаустовой вернулись в прежнее русло, она потребовала себе еще одну чашку кофе и более не обращала внимания на звуки с улиц, достигавшие ее кабинета.
Через пять минут Ольга пожалела, что пошла пешком. Небывало сильная февральская оттепель еще не одержала окончательную победу над копившимся всю зиму снегом, но более чем преуспела в намерении покрыть улицы грязной слякотью. Вдоль тротуаров шумно бежали ручьи, то и дело принимая в себя притоки, хлещущие из водосточных труб, и каждый ручей, наверное, мечтал стать рекой, но рано или поздно обязательно натыкался на прикрытый решеткой ливневый колодец, куда и низвергался Ниагарой местного значения.
Пешеходов было мало. Машин тоже. В такую погоду каждая норовит забиться в свою нору и не казать оттуда носа. Кому понравится то и дело с визгом отскакивать от грязных фонтанов, бьющих из-под колес транспорта?
Морось. Рябые лужи. Сыро и серо. Низкое небо придавило город. В такие дни становится непонятно, зачем ты вообще родилась и чего ради живешь на этом свете – не стоит он того. Ничего, кроме насморка, он тебе не предложит.
Неопрятный эксмен без усердия ковырял ломиком черную корку на осевшем сугробе. Проходя мимо, Ольга покосилась на него, но ничего не сказала. Чуть далее еще один герой труда, прислонив ломик к стене, оскорблял зрение внешним видом и едва ли не демонстративной праздностью. Ну их. Эксмен сачкует – жизнь идет. Интересно, где слоняется раздолбай бригадир, отвественный за уборку улицы? Начальничек. Фигура. Всякий драный кот норовит вообразить себя львом, хотя не годен даже на воротник. Вот кому Ольга с удовольствием надавала бы оплеух! А воспитывать каждого дворника – только руку отшибешь.
К тому же голова была занята другим. Можно было бы сказать, что после странного вызова в Департамент и не менее странной беседы с полковником Фаустовой в голове бились смятенные мысли, но это было бы неправдой. Никаких особых мыслей в голове не имелось, Ольга не позволила им там хозяйничать, пока они сами собой не придут к какому ни на есть общему знаменателю. Наспех думать – натворить глупостей. Уж лучше пока идти себе спокойненько и размышлять совсем о другом. И даже не столько размышлять, сколько воспринимать.
Мытищи хоть и пригород, а все ж не Москва. В последний раз в центре столицы Ольга была прошлым летом и теперь наметанным глазом отмечала перемены – увы, только к худшему. Натянутое над улицей красное полотнище с предпраздничным лозунгом: «Встретим День Первоматери новыми впечатляющими успехами!» полиняло, обвисло, и никто не догадался заменить его на более своевременное, а то и просто снять. На карнизе старинного особняка, наверняка числящегося памятником архитектуры какого-нибудь забытого столетия, разрослись никем не выполотые кусты, грозя уронить этот самый карниз на чью-нибудь невезучую макушку. Корявое дорожное покрытие пора было обновить еще прошлым летом, если не позапрошлым. И нигде нет ремонта, ни одно здание не одето в строительные леса! Где это видано?
Хоть бы стены домов помыли – вон какие потеки. Эксменов нет, что ли? Рабочей силы всегда достаточно – это аксиома.
Складывалось впечатление, будто городские власти не то столкнулись с небывалыми трудностями, неведомыми простым смертным, не то погрузились в тяжкие раздумья о тщете всего сущего, предоставив сущему вариться в собственном соку. Видать, кое-кому из начальства крепко надоело кресло. Или климат показался чересчур теплым. А что, за такие дела кое-кто запросто может ознакомиться с климатом побережья моря Сестер Лаптевых! Надо же, до чего довели город, экая мерзость…
Натужно завывая, прополз низко просевший на рессорах автобус с немытыми стеклами. Не рейсовый, не экскурсионный, не угловатый эксменовоз с арбузно-полосатой раскраской, а вообще непонятно какой. Следом – еще один. И еще несколько. Колонна. Кого везут, куда, зачем? Покрыто мраком, как стекла – грязью.
Ба, а везут-то эксменов! То-то они спрессованы внутри, как сосиски в банках! Тогда понятно… То есть по большому счету ничего не понятно с этой программой тотального перераспределения рабочей силы. Кто ее выдумал? Зачем она? Об успехах новых грандиозных строек вроде Байкало-Камчатской магистрали последнее время что-то ничего не слышно… Кого именно перераспределяют и с какой целью?
Додумать эту мысль Ольга не успела и не пожалела о том. Когда приходит время действовать, лишние мысли только мешают.
Огромный грузовик, неспешно пробиравшийся по Мясницкой навстречу автобусной колонне, вдруг круто развернулся поперек встречной полосы и преградил путь. Протяжный визг тормозов согнал с карнизов нахохлившихся голубей. Ольга видела, как водитель автобуса попытался вывернуть руль влево. Поздно! Удар! Скрежет. Хруст.
И сейчас же, заглушая вопли, очень знакомо забабахали хлопки телепортации, похожие на близкие разрывы невидимых петард. Ольга так и не поняла, откуда взялись силы спецназа – неужели из крытого кузова грузовика, принявшего на себя удар? Но откуда бы они ни взялись, их действия были уверенными и слаженными, словно в учебном бою.
Разом загрохотали автоматные очереди. В одно мгновение автобус стал похож на дуршлаг. Кажется, изнутри автобуса тоже стреляли в ответ, но Ольга не смогла бы поклясться в этом. Вопили – это точно. Недолго вопили. И сыпались стекла.
К тому моменту, когда был окончен расстрел первого автобуса, второй только-только успел затормозить. Сейчас же и в нем посыпались стекла, но уже простреленные изнутри или просто выбитые ударами прикладов. Из обеих раскрывшихся дверей горохом посыпались вооруженные эксмены.
Позднее Ольга корила себя за тугоумие – она только теперь поняла, что происходит! Но кто из коллег мог похвастаться, что видел настоящий, нешуточный бунт эксменов и принимал участие в его подавлении? Никто, потому что люди столько не служат, да и не живут. О последнем серьезном бунте человекоподобных нелюдей могли бы рассказать разве что прабабки, да и то вряд ли, поскольку в былые времена беспорядки практически никогда не выплескивались за пределы эксменских кварталов.
Так что Ольга корила себя зря. Нет привычки – нет и отработанных на данный случай рефлексов. На три, а может быть, и на все четыре секунды она замерла в растерянности, не понимая, что происходит вокруг, а главное, зачем. Тем, кто воспитан в спокойном, устойчивом мире, где следствие неизбежно вытекает из причины и подкрепляется соответствующей директивой, иногда свойственно задавать себе ненужные вопросы.