– Гена, я прошу тебя ответить мне честно, это для меня очень важно. У Володи есть другая женщина?
– Да ты с ума сошла! У Вовки? – Изумление и негодование Гены были столь бурными, что он сам удивился.
– А где он проводит вечера?
– Со мной. Мы в шахматы режемся. Я, между прочим, обставляю его как миленького. Вчера такую сицилианскую…
– Вчера ему звонила дочь, – перебила Лена, – и его не было дома, а потом, утром, он сказал ей, что был в спортзале.
– Правильно. Сначала продул мне две партии, а потом отправился заниматься спортом. Он в секцию записался.
– В какую?
– В лыжную, – от балды ответил Гена.
«Врать без пауз и сомнений» – выбрал он тактику.
– Он в юности легкой атлетикой занимался, – задумчиво сказала Лена. – И до зимы еще далеко.
– Поэтому они в спортзале и готовятся к зиме. Слушай, Ленка, не морочь себе голову, не забивай ее глупыми мыслями.
«Обманывает он меня? – размышляла Лена. – Нет, похоже, что искренне говорит. А вдруг все-таки лукавит? Ну и я совру».
– Гена, но ведь он сам мне сказал.
– Что сказал?
– Что он, что у него, ну ты понимаешь, появилась…
– Лена, у тебя сигареты есть?
– Не курю.
– Мои в отделе остались. Подожди, я у вахтеров стрельну.
Во время короткой передышки Гена еще раз утвердился в тактике: не признаваться ни при каких условиях. Если женщина любит, то ее можно убедить даже в галлюцинациях – тебе, мол, привиделось, что я с другой целуюсь. Исключение – визиты беременных медичек.
– Это он придумал, Лена. Хотел тебя позлить. Я бы заметил, вместе ведь живем. Клянусь честью, никого у него нет.
«Твоя честь понятие такое же растяжимое, как резинка в старых трусах, – думала Лена. – Тебе женщине соврать – что высморкаться».
– А как Володя тебе объяснил, почему он ушел из дома?
– С тобой поссорился.
– Не ссорились мы! То есть сначала не ссорились. Гена, а может быть, у него временное увлечение? Покуролесит и опять вернется ко мне?
– Конечно временное! – горячо поддержал Гена. – Он тебя страшно обожает! Сам удивляюсь! Натуральный мавр! Но, знаешь, в жизни мужчин бывают ситуации… – «Не туда меня несет», – подумал Гена, но остановиться не сумел. – ..такие ситуации, когда разум отступает, а инстинкты бушуют. Ешь ты каждый день манную кашу – что, селедки не захочется?
– Да, – кивнула Лена, – я читала, и Алла говорит.
– Вот видишь! Но это временно, как грипп.
– У Володи сейчас грипп от манной каши?
Не дожидаясь ответа, Лена пошла к выходу.
«Я друга предал?» – Испугался Гена и бросился догонять Лену.
Его суетливое подбадривание, бегающий взгляд, судорожные клятвы в верности Володи только утвердили Лену в мысли, что в ее жизни случилась страшная трагедия.
Она крепилась, позвонила Алле: срочно приезжай, умираю, концы отдаю. Но в голос расплакалась только дома.
– Что я говорила? – торжествовала Алла, когда Лена между всхлипами поведала о своем горе.
– Закон природы, – поддакивала Настя, которую не смогли выпроводить из комнаты. – И папа туда же. Может быть, это не плохо? Он доказал, что ему претит постоянство и бытовая рутина.
– Что ты несешь? – У Лены всегда пропадали слезы по поводу личных неприятностей, если она обнаруживала проблемы морально-нравственного сбоя у детей. – Отец к другой женщине ушел, а ты его оправдываешь? Дочь называется!
– Ты сама виновата, – заявила Настя, довольная тем, что мама перестала причитать. – Посмотри на себя! Кто сейчас ходит в тупоносых туфлях? В пальто столетней моды? А глаза? У тебя же вечно в глазах один вопрос: в каком магазине колбаса дешевле?
– Устами младенца, – кивнула Алла. – Я тебе говорила? Надо поменять имидж.
– И весь гардероб, – вставила Настя. – Юбочки в складочку, блузочки шелковые – деревня.
Лене хотелось сочувствия, а она получала от самых близких людей обвинения. Она была готова помчаться на край света, уговаривать, умолять мужа вернуться, а ее призывают поменять наряды.
– Ничего не понимаю, – признавалась Лена, – мы так хорошо жили. Я люблю его, у нас дети…
– Не распускай нюни, – велела Алла.
– Ты должна доказать, что ты лучше той женщины, – призывала дочь.
– Но как? – растерянно спрашивала Лена.
– Прежде всего модернизировать внешность, – авторитетно постановила Алла.
– И платья, – снова напомнила Настя. – Можешь кое-что взять у меня.
Дочь носила джинсы, короткие юбки, майки с портретами певцов, куртки и ботинки вроде армейских. Хороша будет Лена в подобных нарядах!
– Никакой самодеятельности, – велела Алла. – Ты должна оформить себя у настоящего стилиста и визажиста.
– У кого? – переспросила Лена.
Алла и Настя дружно закатили глаза к потолку, поражаясь отсталости Лены.
– Кутюрье мы, пожалуй, не потянем, – задумчиво сказала Настя. – Зато визажист под боком.
Она имела в виду салон, который открылся на месте бывшей парикмахерской, прямо напротив их дома. «Визажист Сидоркин. Комплексный дизайн внешности» – гласила вывеска.
– А сколько дизайн стоит? – настороженно спросила Лена.
– Не дороже семейного счастья, – отрезала Алла.
– Жертвую, – вдруг сказала Настя, – сто долларов. Мне бабушка на косуху подарила.
Лена решила, что речь идет о неизвестном ей животном, которое дочь собирается притащить в дом. Оказалось, что косуха – это кожаная куртка со множеством застежек-"молний".
– Ну хорошо, – сдалась она, – на днях зайду в салон.
– Завтра! – в один голос воскликнули подруга и дочь. – Но Лена еще несколько дней терзалась сомнениями, внутренне металась между необходимостью коренным образом улучшить свою внешность и разбазариванием семейного бюджета. Володя не появлялся, и Лена поддалась объединенному напору Аллы и Насти.
Визажист Сидоркин, щупленький и молоденький, как допризывник, был одет во все черное: шелковая черная рубашка с воланами на воротнике и на манжетах, резиново обтягивающие черные брючки, заправленные в черные лакированные сапожки. Только яркие рыжие волосы выделялись в его облике, но и в них одна прядь была выкрашена в траурный цвет.
«Из себя он сделал служителя похоронной команды, – подумала Лена, – а что будет со мной?»
Сидоркин привел ее в кабинет, уставленный деревянными болванками голов с париками, усадил в мягкое кресло, сам сел напротив и представился: