У Володи не было желания беседовать на отвлеченные темы.
– Сколько в Москве может быть Ивановых? – спросил он.
– Несколько тысяч. Ты эту мысль брось. По тем установочным данным, что у тебя есть, нужен батальон сыскарей и неделя работы. Может, плюнешь на все? Помирись, прости ее. Ну, оступилась женщина, ну, не нравятся ей лысые. Парик купи. Я тебе расскажу почти трагический случай из собственной семейной жизни. Возвращаюсь я однажды из командировки… Чего ты усмехаешься? Как в анекдоте, да? А ничего смешного. Три дня в Люберцах в засаде пролежал.
…Усталый сыщик Егор Иванов вернулся домой поздней ночью. Тихо открыв дверь, он проскользнул в ванную, где принял душ и бросил грязную одежду в корзину. Чистое белье он захватить не догадался. Поэтому вышел из ванной в чем мать родила. Дети уже спят, рассуждал он, а жена ничего нового для себя не увидит, а может быть, даже загорится желанием отвлечь мужа от служебных стрессов.
И тут, шествуя мимо вешалки в прихожей, видит Егор чужие ботинки, мужские естественно. Чистые, блестящие, аккуратненько так стоят, ровненько. Слава богу, что Егор сдал табельное оружие по причине стрельбы из него в преступников – таков порядок. Но под руку подвернулись вилы. Обычные крестьянские вилы для перекапывания земли – жена купила, чтобы отвезти на дачу.
В голом виде с вилами в руке Егор ворвался в спальню, включил свет. Так и есть – рядом с женой лежит. Маленький, еще меньше Егора. Хорошо, что влетел Егор с криком, от которого соседнее с женой тело вскочило и оказалось дочерью Ольгой.
– Представляешь? – Егора даже сейчас передергивало от этих воспоминаний. – Родную дочь мог заколоть. Она визжит: «Папа, почему ты голый?» – Я трясусь весь, жена мне подушкой пах закрывает. Да еще вилами стучу об пол в аффекте, как припадочный Нептун. Я теперь, Володя, если приду домой и застану жену с другим, пальцем его не трону, а только культурно с лестницы спущу. Мне того страху на всю жизнь хватило. А туфли эти чертовы жена мне купила, сюрприз хотела сделать.
Ночью Володя долго не мог уснуть, ворочался, и раскладушка отзывалась холостяцким скрипом ржавых пружин. Он отгонял от себя воспоминания об уютной семейной кровати, о ласковом тепле жениного тела, о ее счастливом смехе, в котором иногда потешно прорывается звук, похожий на хрюканье маленького поросенка. Перед глазами почему-то маячил список, приготовленный Зоей Михайловной. Уже ненужный, поскольку ни один из Ивановых не оказался искомым любовником, этот список все равно тревожил каким-то пропущенным фактом.
Подсказка явилась в тревожном сне, которым Володя забылся под утро. Ему снилось, что список этот выползает из какого-то агрегата вроде факса или принтера. Вот уже бумажная лента протянулась на метр, на два и продолжает извергаться. В первой графе, как в арифмометре, мелькают порядковые номера, а во второй монотонно повторяется: Иванов, Иванов, Иванов…
Рядом стоит Егор и, сокрушенно перебирая ленту, твердит:
– Ты видишь, старик, сколько в стране Ивановых. И у каждого есть любовница. Здесь не только всех милицейских сил не хватит, – и дивизия КГБ захлебнется.
Но Володю не интересуют сейчас Ивановы, он изучает графу, где указано, что наизобретали товарищи с распространенной фамилией.
Наконец он находит: «Дроссели усовершенствованного типа».
– Дроссели, дроссели, – бормочет он.
– Вставай, дроссель, – толкал его в плечо Гена. – На работу проспишь.
Володя вскочил, ударился о подоконник, одной рукой стал потирать ушиб, а другой искать в карманах брюк список. Так и есть: номер шесть, Иванов, 1950 года рождения, улица Шепиловская, 37, квартира 20, дроссели усовершенствованного типа.
– Ты не мог бы сегодня допоздна позаниматься со своей штангой? – спросил Гена. – Ко мне дама придет.
– Спортзал закрывается в десять, – машинально ответил Володя.
– Старик, никогда бы не подумал, что ты можешь быть таким циником, – рассмеялся Гена, вспомнив свое забавное заблуждение.
Володя пожал плечами.
– Я к своим заеду, – сказал он, – дочка звонила. Надо с ней позаниматься тригонометрией.
– Заночуешь у них?
– Вряд ли.
Володя помнил того Иванова. Славный парень, и жена его их пирожками угостила.
Вспомнил и почему усовершенствованные дроссели показались ему знакомыми. У них на заводе даже после перестройки, когда сократили массу народа, существовала должность инженера по новой технике. Занимал ее Стасик Голубков. Не сократили его, потому что Стасик – так его звали все – вечно кипел и обрызгивал всех своей бурной деятельностью.
Новинки науки и техники были его всепоглощающей страстью. Он регулярно собирал представителей младшего и среднего руководящего звена и обрушивал на них водопады информации, практически бесполезной и неприменимой на данном производстве. Собственно, внедрение новинок Стасика никогда не интересовало, главным был азарт коллекционера. Стасик оформлял стенды, писал плакаты, вещал по заводскому радио и вел рубрику в многотиражке. Стасика знала каждая уборщица, – начальству он казался полезным сотрудником.
Именно Стасик в очередном радиообращении к народу рассказывал о новых дросселях для ламп дневного света. Главное достоинство этих дросселей заключалось в том, что, подпортившись, они не гудели потревоженным пчелиным ульем, а просто отключали лампу.
Во время обеденного перерыва Володя отправился к Голубкову.
– Зачем тебе эти дроссели? – поинтересовался Стасик.
– Мне нужны не они, а человек, который их придумал. Пока не могу точно сформулировать зачем.
– Внедрением рацпредложений занимаюсь не я, а Котков из отдела главного технолога, – насторожился Стасик.
– Я ничего не внедряю. Откуда ты взял эту информацию?
– Думаешь, помню? Такой поток материалов, а я один, зашиваюсь. Просил выделить мне секретаршу, да куда там!
Способность увиливать от любой нагрузки, не связанной с его увлечением, была так же развита в Стасике, как и страсть коллекционера. Он ни разу в былые годы не отправился в подшефный колхоз, не трудился на овощебазе и не носил красных стягов на демонстрациях. Его можно было только запугать какой-нибудь большой работой и этим вынудить на другую, более мелкую.
– Мне интересно, какой процент из предложенных тобой усовершенствований внедрен именно на нашем предприятии? – спросил Володя. – Есть идея послушать тебя именно по этому поводу. Потому как последний раз ты надоел нам с нервущимися чулками и унитазами с автоматическим сливом.
Стасик соображал быстро.
– Я найду тебя до окончания рабочего дня, – пообещал он.
Автором новых дросселей оказался не Иванов, а некто П. С. Канарейкин. Володя и сам не знал, зачем ему понадобилось выяснять это.