Девица с микрофоном командовала оператором:
— На меня, крупно, — тряхнула гривой и другим голосом: — Сейчас мы находимся в деревне Скупиново, Скотиново… Владимирской, Ярославской, — сбилась, но не растерялась, — этот кусок потом перепишем, начали заново. — Опять телевизионным голосом: — Только что здесь закончился бой, который вели бойцы ОМОНа с бандой вооруженных бандитов…
От долгого сидения на корточках, от пережитого страха у Тани дрожали и подгибались ноги. Она повисла на Боре, который подошел справиться о ее самочувствии. Выползли из гаража Ольга и Лена. Татьяна укоризненно покачала головой, глядя на Ольгу, — как ты могла? А с той как с гуся вода. Снова в возбужденном настроении.
И тут учудил Сергей. Со словами «ненавижу журналюг» он поднял пакет с навозом, размахнулся и бросил в журналистку. Попал точно в макушку. Темная пахучая жижа поплыла по девичьему лицу.
— Кто хулиганит? — крикнул командир омоновцев, который разговаривал с Олегом.
Крикнул грозно, но сквозь смех. Всегда смешно, когда человек мимо стула садится, в лицо летит торт, а тут — вовсе потеха. Смеялись и бойцы, и бандиты, и оператор чуть камеру не уронил. Но неожиданнее всего повела себя Ольга. Она вприпрыжку бросилась к верещавшей журналистке, выхватила у нее микрофон:
— Замолчи, отойди! Это мой репортаж! На меня, крупно. Я нормально выгляжу? Поехали. Я веду репортаж из деревни Смятиново Владимирской области. Здесь, в ста километрах от Москвы, находится загородный дом известного архитектора Татьяны Александровой. События, о которых пойдет речь, напоминают закрученный боевик, но все это произошло на самом деле. И вы в этом сейчас убедитесь…
— Лихо, — сказал Борис.
— Сереженька, не бросай, пожалуйста, в нее навоз, — попросила Лена.
Ольга, отбарабанив преамбулу, уже интервьюировала командира омоновцев. Теперь все как завороженные слушали ее и следили за движениями камеры.
— Но до того, как приехали профессионалы, этот прекрасный дом… — Далее в сторону, оператору: — Крупно дом, наезд и откат, — и опять в камеру: — Этот прекрасный дом защищала группа людей, оказавшихся в нем по воле случая.
— О нет! — дружно простонали защитники прекрасного дома и стали оглядываться, куда бы смыться.
Но Ольга уже была рядом:
— Куда вы? Стойте! Так, все вместе развернитесь, Сережу не видно. Где Олег? Первой Татьяна. Говоришь: я поражена случившимся тра-та-та, благодарна всем, кто тра-та-та, ну, у тебя получится. Готова?
— Нет. И я поражена твоим подлым коварством, — сказала Таня. — Что ты устроила? Мало нам сражения, стрельбы? Еще и съемки дурацкие! Ничего говорить не буду! Ты вообще…
— Ой, — перебила Лена, — кто-то еще едет. Таня проследила за ее взглядом и ахнула. Это была машина Павлика. Как он здесь оказался?
Поскольку кавалькада машин растянулась на добрых полкилометра, Павлик остановился далеко от дома. Но Маришка, кажется, выскочила до торможения.
Она бежала по сугробам (дорогу загораживали автомобили), падала, поднималась, догнавший ее брат тянул за руку — быстрее. Маришка вопила, Павлик ее подгонял, и вместе они составляли пару очумевших молодых людей, несущихся за последним спасением.
— Снимай! — велела Ольга оператору. — Все снимай!
На видео была запечатлена душераздирающая сцена встречи с матерью. Маришка набросилась на Татьяну и принялась охлопывать ее по голове, рукам, бедрам.
— Мамочка! — в три ручья рыдала дочь. — Ты живая? Мамочка, родная моя!
— Мама, тебя не ранили? — топтался вокруг них Павлик.
Дети совершенно не обращали внимания на окружающее, на посторонних людей. Татьяне показалось, что она присутствует на репетиции собственных похорон — столь велики и оголены были эмоции детей.
Таня сгребла в охапку дочь, подождала, пока та перестанет биться, высвободила одну руку и обняла ею сына.
— Тихо, тихо, — уговаривала она детей. — Все хорошо, все в порядке. Я жива. Не ранена. Успокойтесь. Вот так. Хорошо. Слава тебе господи, что вас тут не было. Как вы тут вообще оказались?
— Стае позвонил. — Голос Павлика, уткнувшегося в ее плечо, звучал глухо.
Татьяна с осуждением посмотрела на Стаса.
— Служба, — развел он руками.
Стоп, — скомандовала Ольга оператору. — Дальше не интересно. Снимаешь крупные планы участников осады, товарищи называется, два слова сказать не хотят. Ничего, я потом закадровый текст наложу. Поехали!
* * *
Татьяна напрасно волновалась, что придется кормить целую орду. Олег уехал вместе с ОМОНом давать показания. Ольга умчалась «монтировать сенсационный материал» на телевизионной машине. Предварительно она еще проинтервьюировала местных жителей. Федор Федорович ексель-мокселями свое выступление испортил.
— Ведь это, ексель-моксель, — волновался он, — полнейший беспредел, ексель-моксель. Пацаны, ексель-моксель, сопляки, ексель-моксель…
Ольга сочувственно покивала. Она сочувствовал себе: «ексели» не вырезать при монтаже.
Баба Клавдия ввиду устрашающей кривоты и мычания была абсолютно нетелегеничной. Но и Стеша поначалу не оправдала ожиданий.
— Я давно говорила! Понастроили хоромов. А на какие деньги? Сама видела — в подвале три батона сырокопченой колбасы висят. Это как называется? Настоящий бандитизьм и есть! Конечно, Татьяна женщина неплохая, за коровой и теленком опять-таки ходила. Но может, под дурное влияние попала — не знаю. Деньги — они всякому голову с задницей поменяют.
— Бабушка Стеша, — перебила Ольга. — Вы все говорите правильно, но немножко не то. Вот я вам от нашей телекомпании за участие вручаю сто рублей, а вы скажите следующее…
Перед отъездом, Татьяна в окно видела, Ольга о чем-то долго разговаривала с Борисом. Причем он не ссорился с ней. Напротив, убеждал ее. Убедил настолько, что Ольга вцепилась в его рукав и радостно затрясла. Они достали записные книжки — телефонами обменялись. Ревность — чувство недостойное. Она не имеет права ревновать Бориса. И вообще, он ниже Ольги на десять сантиметров или даже на пятнадцать.
Татьяна с дочерью и Лена хлопотали на кухне. Мужчины работали во дворе: расчистили въезд в гараж, убрали полубочки и доски, вырезали куски фанеры и латали выбитые стекла. Более всего жалко, что пострадал витраж с солнышком.
Они еще не сели обедать, как дети решили серьезно поговорить с Татьяной.
— Ты возвращаешься в Москву! — непререкаемо заявил Павлик. — Все! Без вариантов!
— Но почему? — возражала Татьяна. — Опасность ведь миновала.
— Если ты не поедешь с нами, — заявила Маришка, — то я тоже остаюсь.
— И я, — кивнул сын. — Пусть летит к чертовой бабушке работа, и дома тоже…