Думаю, что Костя пульсирование собственной крови ощущал. Потому что я стыла, когда он брал меня за руку, у меня сердце останавливалось. Требовалось усилие воли, чтобы изображать улыбающуюся живую девушку.
Подарил Асе сканер. Она оцифровывает библиотеку отца. Ася вообще очень умная. Странно, при таких внешних данных ума не требуется. И чувства юмора ей не занимать. Зачем юмор девушке, которая лёгким движением мизинца любого мужика заарканит? Столов, ресторатор... (синоним – презираемый, ничтожный человек), каждый раз её целует. Убить падлу мало! Руки чешутся врезать скотине. Павлин... (универсальное экспрессивное ругательство). Асе, похоже, не нравится, но терпит. Дура! Почему не пошлёт его? Добренькая. Со всякой... (то же самое ругательство) добренькая. Меня бесят её покорность и послушность, всепрощенчество. Стоп! Если по отношению ко мне покорность и заглядывание в глаза, то – в кайф. Остальным... (синоним – фигу)! Ася сегодня сказала, что я сделал для неё столько важного и ценного, сколько после родителей никто не делал. «Это ты про сканер? – спрашиваю. – Так мы тебе ещё компьютер сапгрейдим, будет работать как зверь». «Нет, – отвечает. – Большое спасибо за подарок, конечно. Ты, Костя, даришь мне самое ценное!» Я подумал про любовь, хотя не заикался о чувствах. Но Ася сказала: «Вера в собственные возможности и силы – вот что ты мне даришь. Я боялась микрофона, а теперь привыкаю. Мне казалось, что оскандалюсь если не на второй, то на третьей передаче, прошла двадцатая, а я по-прежнему в строю. Благодаря тебе. Исключительно благодаря тебе». Она говорила, а я смотрел на крошки пирожного, прилипшие к её верхней губе. И мне хотелось слизнуть их. Как собаке, которая не знает лучшего способа выразить любовь, чем облизать.
На предложение про крошки на верхней губе, как и на другие предложения, в предыдущих записях и последующих – про моё тело – я смотрела заворожённо. Просто слова, просто набор букв с интервалами, а для моей души – волшебный эликсир. Влейте в меня самый изысканный продукт спиртового брожения, вроде элитного шампанского, сделайте инъекцию самого сильного наркотика – такого эффекта не достичь. Но в то же время я понимала: произнеси Костя эти слова в те дни, когда записал их, я оскорбилась бы и разочаровалась отчаянно – соблазняет, требует плату за оказанные милости.
Бардак в театре меня достал! Пригласил Асю на премьеру. Похоже, она не врала, когда говорила про мою работу. На вечеринку идти отказалась. К лучшему, клеились бы к ней всякие рогатые парнокопытные. Она не просто умная, она тонкая. Тонко чувствующая. И сильно зажатая, наверное, с детства. С другой стороны, родителям такую девушку надо держать под замком. Иначе – ... (синоним – замучают сексуальными домогательствами) всякие козлы. Мне кажется, у неё соски насыщенного розового цвета, а не коричневые, как у большинства.
Про «большинство» не знаю. Костя знает. Каким порядком его «большинство» характеризуется? Единицами? Десятками? Сотнями? Развратник! А предположил он правильно. Как-то я была на приёме у врача. Прикладывая фонендоскоп к моему обнажённому торсу, он пробормотал: «Какие соски, обалдеть!» Меня чуть не вырвало. Я стесняюсь раздеваться, у меня бронхит не вылечивается, а доктор не лёгкие слушает, а соски рассматривает. Потом встретила шутку: «Не бойтесь раздеваться перед врачом, представьте, что это просто мужчина». В этой шутке – вся горечь женщин, которым оголяться перед незнакомцами мужского пола – мучительно. К тому врачу я больше не ходила и лечила простуды под руководством бабушки.
Перебрал, напился, звонил Асе. Монтировали кинотеатр в подвале богатого папика, а инструкции – на японском. Деньги нужны позарез. Хочешь не хочешь – кувыркайся. Ася врождённому инвалиду помогает – это для неё типично. Но и мама! Спросила: «Не мог бы ты поучаствовать материально в проблемах одной моей подзащитной? Процесс выигран, но до реального поступления денег ещё не скоро. А женщина с тремя детьми голодает». Я мог бы! Но руководство по технике в иероглифах – это... (брань, созвучная слову «конец»). Напился, но почти всё помню. Назвал Асю богиней. От чистого сердца, из подсознания. Сейчас, протрезвев, понимаю: любая современная девушка посчитает «богиню» издевательством.
Я не современная и не посчитала его «богиню» оскорблением. Костя был пьян, а бабуля мне внушила: «Глупые бабы придумали: у пьяного мужика на языке то, что у трезвого на уме. Эти бабы хмельных дураков серьёзно воспринимали. Потом нахлебались заблужденьев. У пьяного мужика на уме идея, которая ему взбрендила в данный момент. Ничего боле! Слушай мимо ушей. Назавтра клянёт себя, если вспомнит, что нёс. Дедушка твой каялся сколько раз, прости, мол, Вера, я к Софке воспылал, она просто рядом сидела. Ася, внученька, мужиков в трезвости определять надо. На хмельных смотри как на временно помешанных. Знаешь поговорку: страшно видится, а выпьется – слюбится».
Однажды я поделилась с Костей размышлением:
– У нас в языке глагол «любить» практически не имеет синонимических устойчивых выражений, а глагол «напиться» (сделаться пьяным) – длинный ряд: назюзюкаться, наклюкаться, залить глаза, залить за галстук, за ворот, за ухо, упиться до чёртиков, до положения риз, и так далее.
Костя ответил:
– Мы любим редко и основательно. А пьём часто и безудержно. Надо же как-то регулярное действие описывать.
– Но тогда почему глагол «умереть» имеет множество синонимических идиом? Преставиться, отдать богу душу, упокоиться, окочуриться, дать дуба, сыграть в ящик... Человек умирает единожды.
– Так ведь не покойники придумывают, а те, кто остаётся. Характеристика смерти – это финальная оценка жизни.
По-моему, отлично сказано.
На душе так противно, что даже напиться не хочется. Был у Аси дома. Обожрался как свинья. Заснул. Очнулся – мы с ней как сиамские близнецы, задницами сросшиеся. Музыка играет, Вивальди «Времена года». От Асиной попочки идёт такой жар, что у меня уже всё готово. И ведь хорошо началось! Она отвечала, постанывала. Потом – бац! Глаза открыла, испугалась, закаменела от ужаса, обвинила меня в корысти, будто я плату её телом за свои так называемые благодеяния требую. Дурочка! Дура! Идиотка! Разговаривала сквозь зубы, почти не разжимая рта, как с долбаным начальствующим насильником. Она ничего не понимает в мужиках! Ничего! Ни капельки! Меня распирает, зипер трещит, а она – про благородство. Какое, на хрен, благородство, когда такая девушка в объятиях? Подскочил к окну, прижался... (наружным мужским половым органом) к подоконнику. Спасибо, опал, бродяга. Самое обидное – вот этот её разговор со стиснутыми зубами. Это было даже не презрение. Это была страшная разочарованность девочки, которой дядька, прежде уважаемый, полез в трусы. Не знаю, как жить дальше, что делать. Выкинуть Асю из головы не получается, ... (вступить в половую связь) не выходит. Форменный..! (созвучно с «конец»).
Действительно, я плохо разбираюсь в мужской физиологии. Только двое мужчин (в неравной степени) дали мне какие-то знания. Папа – идеал, но бурную любовь к нему я всё-таки не отнесла бы к сексуальной сфере. Папа оставался частью мамы, как и мама – частью папы. Их было не разлепить. Сексуальность обеспечил Прохиндей. Конечно, у меня были мечты, томления, зов плоти и прочие гормональные всплески. Всем им было суждено обернуться страшным разочарованием. В реальной практике акт, чудно живописуемый в романах, превращался в судорожные пыхтения шприца, у которого поршень никак не вытолкнет содержимое. Я предоставляла место для инъекции, а Прохиндей орудовал своим толстым шприцем. И это – высшее блаженство?