— Катя, как ты отнесешься к тому, что я приглашу тебя в гости? — тихо спросила Вера.
— Не поняла. — Девочка перестала жевать и насторожилась.
— Я приглашаю тебя к себе домой. Ты покушаешь и посмотришь телевизор.
Вера замерла, боясь услышать отказ. По спине пробежали мурашки. Неужели сейчас эта девочка исчезнет, будет ночевать в подвалах, где “мальчишки лезут”, а она пойдет домой, в тишину, сытый уют?
— А ты меня в милицию потом не сдашь?
— Нет, не сдам.
— Поклянись на крови. Я не хочу в приют, я там была, одна дылда, гадина, там лупилась.
— Что значит “на крови”? Ты хочешь, чтобы я разрезала себе руку?
— Не-а, — впервые рассмеялась Катя. — Че? Не знаешь? Говори: клянусь своей кровью, что не отведу Катьку в приют.
— Клянусь своей кровью, что не отведу Катю в приют, — послушно повторила Вера.
— Ладно, пошли, — девочка слезла с кресла, — меня в метро без денег впускают.
— Давай поедем на такси? — предложила Вера. — Только, пожалуйста, выброси крышку из трусиков. Тебе никто не будет угрожать.
— Ни фига! Я всю помойку перерыла, чтобы ее найти. Не выброшу.
Сошлись на том, что Вера положила крышку в пакет с матрешками. Уродливые портреты глав государств на матрешечных телах уткнулись носами в алюминиевое орудие самообороны ребенка.
Дома Катя не противилась тому, чтобы прежде всего быть вымытой в ванне. Вода стекала с нее серыми потоками, но она не жаловалась, когда мыло щипало многочисленные ссадины. Вера вытерла девочку пушистым полотенцем и надела свою футболку — получилось, будто трикотажное платьице. Трусиков подходящего размера не было, пришлось обойтись без них. Катины собственные и стирать не имело смысла — дырявые и задубелые от грязи, они отправились в мусорное ведро. Больше ничего из своих нарядов Катя выбросить не позволила, несмотря на уверения, что ей купят новое.
У Кати оказались необыкновенно красивые волосы — цвета выгоревшей соломы, они свисали мягкими прядками, а высушенные феном и расчесанные щеткой, легли крупными волнами.
— Да ты; у нас красавица. — Вера повела девочку к зеркалу. — Смотри, ты похожа на Снегурочку.
— Снегурочка — это кто? — спросила Катя и тут же забыла о вопросе и потребовала: — Есть давай.
Она сидела на диване, подогнув под себя ноги, нажимала кнопки на пульте дистанционного управления телевизором и безостановочно ела все, что приносила Вера. Курица с картофельным пюре, бутерброды, фрукты, чай, конфеты, чипсы, орехи — Вера удивлялась, сколько пищи может поместиться в маленьком человечке. Завтра определенно будем мучиться несварением желудка, но отказать ребенку ведь невозможно. Вера не находила себе места, садилась рядом с Катей на диван, пыталась обнять ее, поговорить с ней. Но девочка, не привыкшая к ласке, отталкивала тетю, а разговорам предпочла телевизор, выбирая программы с мультфильмами или фильмы с погонями и сценами насилия. Вере хотелось еще что-то сделать для маленькой дикарки, но она не могла придумать что. Ушла было на кухню готовить ужин, но через каждые пять минут заглядывала в комнату.
Вернулся с работы Сергей.
— Пойдем, пойдем, я тебе покажу, — радостно тянула его из прихожей в гостиную Вера. — Вот Катя, познакомься.
Девочка повернула голову от телевизора:
— Твой мужик?
— Да, это мой муж. Его зовут дядя Сережа. Ой, — нервно рассмеялась Вера, — ты же не знаешь, меня зовут тетя Вера.
Катя не слушала ее. Она смотрела фильм, в котором герой косил из автомата шеренги людей.
— Ни фига себе, — восклицала Катя. — Ну балдеж, ни фига себе.
— Я тебе все объясню. — Вера взяла за руку Сергея, который не произнес еще ни слова, и повела на кухню.
Она говорила сбивчиво, возбужденно: то рассказывала о знакомстве с Катей, то вспоминала статью о беспризорниках в какой-то газете, то говорила о покупках, которые нужно сделать для Кати. Сергей брезгливо поморщился, услышав про крышку от кастрюли в трусах:
— Какая мерзость!
— Да, да, ужасно. Ребенок столько пережил! Она, конечно, отстает в развитии, очень маленький словарный запас, не знает простых вещей, ест руками, не пользуется туалетной бумагой. Но это неудивительно и поправимо. Зато, мне кажется, у нее замечательные личностные качества, прежде всего независимость и сила духа. Она совершенно не заискивает передо мной, перед нами, ты обратил внимание? Она не просит внимания, а разрешает его оказывать. Маленький стойкий оловянный солдатик. Она была такая чумазая! Под ногтями грязь — невымываемая, пятки — что-то страшное.
Сергей никогда не видел жену в таком лихорадочном состоянии. Болтала и не могла остановиться — и это Вера, которая своей сдержанностью кипяток в лед превращает! Как ей не идет суетливость — проигрывает внешне, превращается в сварливую торговку. Кроме того, Сергей не мог припомнить, чтобы он сам, его заботы приводили когда-либо Веру в такое эмоциональное возбуждение. Какая-то вшивая беспризорница! Но сейчас говорить с женой бесполезно, она ничего не поймет и не услышит.
— Мама утром уехала на дачу? — спросил он. — Ты ей звонила? Как она добралась?
— Нет, извини, забыла.
— Я сам позвоню.
Ночью Вера не могла уснуть. Все планировала их жизнь с Катей, завтрашние покупки одежды, игрушек, книжек. Сложен ли будет процесс удочерения? Где взять ее документы? Есть ли у нас адвокаты, которые берут на себя подобные хлопоты? Сереже девочка не очень понравилась, но, с другой стороны, смешно ждать от него сразу пылкой любви. Как и от Анны Рудольфовны. В конце концов, они давно собирались усыновить ребенка. Рука Божья поручила ей в момент душевного смятения Катю. Надо обязательно познакомить Катюшу с Дашенькой. Ничто так не убыстряет развитие, как пример сверстника. Вера тихо рассмеялась, представив себе, как две хулиганки обмениваются жизненным опытом. Она несколько раз вставала, чтобы проверить девочку, которой постелила в большой комнате на диване. Катя спала, свернувшись калачиком, и казалось, даже во сне ее не покидало напряжение чуткого зверька.
Вера достала мамину икону и долго молилась — благодарила Бога за указанный путь и благодать душевную, просила о счастье для всех родных и близких.
Утром она помогла Кате умыться, накормила завтраком и оставила в ее распоряжение холодильник и съестные запасы в шкафу. Вере нужно было заехать на работу в институт. Там она неожиданно попала на собрание, где три часа обсуждали сложившуюся ситуацию, то есть жаловались на жизнь и призывали поднять общественность на защиту академической науки. Потом она поехала в “Детский мир”, ужаснулась ценам и отправилась на барахолку у Большого театра за одеждой для Кати, затем покупала продукты. Несколько раз Вера звонила домой, в первый раз Катя ответила, а потом было “занято” — очевидно, девочка плохо положила трубку.