Для надежности я Славикову раскладушку под окно поставила, чтобы Гриша и Федя прямо на него приземлялись.
Славик заорал басом, а потом на фальцет сбился. Некоторое время он в темноте бесновался и, видно, на котов наступал — те орали как резаные. Что-то там падало, грохотало на весь дом. Затем все на веранду вывалились. Я быстренько свет включила. Родион Сергеевич в ситцевых трусах семейных, Славик — в белых трикотажных на резинке. Отец пытается сына поймать, а тот носится кругами и вопит:
– Духи ее мертвых братьев!
Лиза из своей комнаты выскочила в ночной рубашке с оборками, вроде бабушкиного платья Мальвинского.
– Что случилось? Это же мои котики, я вам говорила.
– Нет! — голосит Славик. — Все знаю! Ты своих братьев в ванной утопила. А теперь они приходят!
– Сыночек! — умоляет Родион Сергеевич. — Успокойся, тебя никто не обидит!
Все орут и бегают по веранде, включая котов, у которых шерсть дыбом. Я стою на топчане, прижавшись спиной к деревянной стене. Ну и представление!
Лиза ухитряется схватить не то Федю, не то Гришу, но кот вырывается и раздирает ей плечо. Родион Сергеевич от этой царапины шарахается, как от язвы прокаженного.
– Не подходи ко мне! — кричит.
– Папа, я боюсь! — блажит Славик.
– Господи! — чуть не плачет Лиза. — Какой кошмар! Что с вами?
И никто не стоит на месте, только коты на шторы запрыгнули и висят на них, точно здоровенные летучие мыши.
Я соскакиваю с наблюдательного пункта и подбегаю к емкостям с запасной водой. Хватаю одно за другим ведра и выливаю на головы пробегающих мимо.
Взмокнув, они носиться перестали. Славик рыдает в голос, терзая свой нехрупкий красный нос:
– Папа, увези меня отсюда, пожалуйста!
– Да, сыночек! Немедленно! Ноги здесь моей…
Родион Сергеевич явно хотел прямо без штанов запрыгнуть в машину и дать деру. Но одумался и с рекордной скоростью собрал манатки.
Когда они уехали, Лиза переоделась в сухое, и мы вместе вытерли лужи на полу.
– Тебе не показалось, — спросила она, — что Родя и мальчик немного не в себе?
– Еще как показалось! У обоих крыша съехала и на боку застряла. Ты судьбу благодарить должна, что навек с ними не связалась.
Мы вскипятили самовар и выпили чаю с вареньем. Я трещала без умолку, описывая Лизе радужные перспективы отношений с разведенными отцами ее воспитанников. Она тяжело вздыхала и согласно кивала — без видимого энтузиазма.
* * *
На следующий день за мной приехала бабушка. Население дачного поселка высыпало из домов. Было на что смотреть. Когда мы с бабулей идем по улице, на нее все оглядываются. Вы знаете московскую толпу: взвод манекенщиц продефилирует — никто глазом не поведет. А мою бабулю не пропустят. Невысокая, худенькая, на шпильках, в светлых брючках и легкомысленной маечке, с одуванчиком кипенно-седых волос (не забыть уточнить у нее, что такое «кипенно» — встречается у древних писателей), моя бабуля похожа на маленький белый кораблик в бурных и темных водах.
Я могу бесконечно ее описывать, но по правде дачники бросили завтракать и повыскакивали на крыльцо, привлеченные скорее громкой автоматной очередью. Бабушкиному драндулету, переименованному из плебейского «Москвича» в благозвучного «Москвитянина», лет больше, чем мне. Его много раз ремонтировали, но одну деталь он стойко отвергает, как инородную, а именно — выхлопную трубу. Поставят новую, а через месяц она прогорает и отваливается. Бабуля махнула на трубу рукой и решила: «Москвитянину» не нравится, когда ему затыкают рот. Да, это не аналог рта, отверстие скорее выходное, чем входное. Но всякий имеет право говорить в полный голос!» И бабуля гоняет без выхлопной трубы, пугая собак и мирных обывателей. Лиза, увидев (сначала услышав) мою бабушку, слегка оробела. А потом исполнила традиционный номер под названием: «Ах, как внучка на вас похожа!»
– Если учесть, — отвечает бабуля, — что ее отцу я не родная мама, а мачеха от второго брака, то наше сходство вполне понятно.
Лиза беспомощно на меня уставилась. Я быстро объяснила ей наши запутанные семейные связи. Бабушка была замужем три раза. По нисходящей: за доктором наук, за кандидатом наук и за автогонщиком. Когда кандидат наук, мой родной дедушка, уходил к своей аспирантке, он хотел забрать моего папу. Но бабуля легла на пороге и сказала, пусть из нее делают труп. Мой семилетний папа подошел и лег рядом.
Кажется, все просто изложила. Однако Лиза смотрела на меня так, будто я «Сагу о Форсайтах» в пять предложений втиснула.
Бабуля проинспектировала не обширные, но аккуратные Лизины дачные угодья.
– Весьма мило, — похвалила и тут же сделала замечание: — Не хватает изюминки, яркого штриха. Например, клумбы с экзотическими цветами. Знаете, есть такие, на драных петухов похожие. Или дерева с оригинальной стрижкой, под…
– Под античный символ плодородия, — вступилась я за Лизу. — Ты сама-то грабли от лопаты можешь отличить?
– Как вы, молодежь, — бабуля изящным взмахом руки объединила нас с Лизой, — бываете вульгарны! Если оппонент переходит на личности, значит, он плохо владеет предметом дискуссии.
Я не терплю, когда последнее слово остается не за мной. Мы еще несколько минут препирались с бабулей и нагнали на Лизу таких страхов, что она забыла нам чаю предложить. Наверное, облегченно перевела дух, когда под треск и грохот мы наконец уехали.
* * *
– Отчитывайся! — приказывает мне бабушка в машине.
Перекрикивая шум мотора, я рассказываю о припадке эпилепсии и кибер-родителях, о Лизе и имитации беременности, о лысом поклоннике и его красноносом отпрыске, и как я их разыграла.
Мы въезжаем в хвост длинной автомобильной пробки, и бабушка глушит мотор.
– Согласна, — поворачивается она ко мне лицом, — что проблема в твоих родителях. Когда ты появилась на свет, я с ними заключила договор: я воспитываю, они порют.
– Что делают?!
– Глагол «пороть» означает бить ремнем по мягкому месту, лупить, драть — то есть наказывать. Тебя пороли?
– Никогда!
– Что и требовалось доказать! Вместо тургеневской барышни мы имеем малокультурную личность! Потому что культура заключается в осознании морального императива недопустимости вмешательства в дела посторонних людей. В противном случае цивилизации грозит потеря нравственных завоеваний и социальный хаос. Тебе понятна терминология?
Бабуля еще несколько минут рассуждает на эту тему, а потом со словами: «Что они копаются, олухи!» — выскакивает из машины и, отбивая шпильками дробь, мчится вперед — туда, где случилась авария. Сейчас она будет объяснять, кто виновник ДТП, и учить гаишников, как правильно измерять тормозной путь.
Пятнадцать лет назад грезиеткой я называла девушку Олю, мою ровесницу. Я была студенткой университета, а Оля — коммунального техникума. Она приехала к нам в Москву, прожила месяц и оставила после себя не лучшие воспоминания. Оля — подруга моей двоюродной сестры из Петрозаводска. Заявилась в столицу ради своего жениха Леши, курсанта какого-то военного училища.