Он был одет как подобает. Джинсы в обтяжку, черная шелковая рубашка, серьги, темные очки в роговой оправе, аккуратно подстриженные волосы и усы, как у завсегдатая этого заведения. Камель-гомосексуалист.
Он подождал несколько минут, затем переместился вправо и сел у прохода. Какая разница, где ему сидеть?
В двадцать минут первого старики выдохлись. Они встали и, держась за руки, на цыпочках пошли к выходу, все еще перешептываясь и хихикая. Джейнсен даже не посмотрел в их сторону. Он был полностью поглощен разыгравшейся на экране массовой оргией, происходившей на яхте во время шторма. Камель по-кошачьи двинулся по проходу и сел через три ряда за судьей. Тот потягивал пиво. Они были одни. Подождав с минуту, Камель быстро сместился по ряду. Джейнсен был в двух метрах перед ним.
По мере усиления шторма оргия на экране достигла апогея. Рев ветра и крики участников заполнили маленький кинотеатр. Камель поставил пиво и попкорн на пол и вытащил из-за пояса метровый шнурок из желтого нейлона. Накрутив его концы на обе руки, он перешагнул через передний ряд кресел. Его жертва тяжело дышала. Коробка с кукурузой в ее руках тряслась.
Нападение было молниеносным и жестоким. Набросив петлю на горло, Камель сильно потянул концы шнура в разные стороны. Затем резко дернул вниз и прижал голову к спинке кресла. Шея жертвы не выдержала и сломалась. Связав шнур узлом на шее и просунув под него пятнадцатисантиметровый стальной прут, он стал накручивать его, пока из разорванной плоти не потекла кровь. Все было кончено за десять секунд.
Внезапно шторм закончился, и на экране в честь этого началась другая оргия. Тело Джейнсена сползло в кресле. Его попкорн был рассыпан у ног. Камель был не из тех, кто восхищается своими деяниями. Он спустился с балкона, прошел со скучающим видом мимо полок с журналами в холле и исчез на улице.
Доехав на стандартном белом «форде» с коннектикутскими номерами до Далласа, он переоделся в туалете и стал ждать парижский рейс.
Первая леди находилась на Западном побережье, посещая тысячедолларовые завтраки, на которых богачи и снобы выкладывали бешеные деньги за холодные яйца, дешевое шампанское и возможность увидеть, а может быть, сфотографироваться с королевой, как ее называли. Поэтому президент спал один, когда зазвонил телефон. В прошлом он подумывал о том, чтобы завести любовницу, как это было принято у американских президентов. Но теперь это выглядело бы не по-республикански. К тому же он был старым и уставшим. Он часто спал один, в то время как «королева» находилась в Белом доме. Сон у него был крепкий. Телефон прозвонил двенадцать раз, прежде чем он услышал его. Он взял трубку и уставился на часы. Четыре тридцать утра. Вслушавшись в голос, вскочил на ноги и через восемь минут был в Овальном кабинете, не приняв душа и не повязав галстука. Он уставился на Флетчера Коула, своего начальника штаба, и сел, как ему полагалось, за свой стол.
Коул улыбался. Его безупречные зубы и лысина сияли. Всего тридцать семь лет. Он был чудо-мальчиком, который четырьмя годами раньше спас провалившуюся избирательную кампанию и усадил своего босса в Белый дом. Будучи хитрым интриганом и мерзким прихвостнем, он шел по трупам, пока не стал вторым лицом в руководстве. Многие относились к нему как к подлинному боссу. Одно только упоминание его имени приводило в ужас мелких чиновников.
— Что случилось? — медленно спросил президент.
Коул расхаживал перед президентским столом.
— Подробности не известны. Два агента ФБР обнаружили Розенберга около часа ночи. Мертвым в постели. Его сиделка и полицейский Верховного суда также были убиты. Все трое убиты выстрелами в голову. Сработано очень чисто. Пока ФБР и окружная полиция Колумбии вели расследование, поступило сообщение, что Джейнсен найден мертвым в клубе гомосексуалистов. Они обнаружили его пару часов назад. Войлз позвонил мне в четыре, и я перезвонил вам. Он и Глински будут с минуты на минуту.
— Глински?
— ЦРУ должно подключиться, хотя бы для начала.
Президент закинул руки за голову и потянулся.
— Розенберг мертв…
— Да, вполне. Я советую выступить с обращением к нации через пару часов. Мэбри работает над проектом обращения. Я доработаю его. Давайте подождем с этим до рассвета, хотя бы до семи часов. В противном случае будет слишком рано и мы потеряем большую часть слушателей.
— Пресса…
— Да, они уже принялись за это дело. Телевизионщики засняли бригаду «скорой помощи», отвозившую Джейнсена в морг.
— Я не знал, что он гомик.
— Теперь в этом нет сомнений. Это настоящий кризис, господин президент. Подумайте об этом. Создали его не мы. Не мы в нем виноваты. Никто не сможет обвинить нас. А нация будет шокирована настолько, что ей придется проявить некоторую солидарность с нами. Это как раз то время, когда народ объединяется вокруг своего лидера. Это просто здорово. Беспроигрышный вариант.
Президент отхлебнул кофе из чашки и уставился в бумаги на столе.
— И я проведу перестановки в суде.
— Это самое лучшее. Они станут вашим наследством. Я уже позвонил Дюваллю в юридический комитет и дал ему указание связаться с Хортоном и начать составлять предварительный список кандидатов. Хортон выступал вчера в Омахе, сейчас он летит сюда. Я предлагаю встретиться с ним сегодня утром.
Президент кивал, как всегда, в знак согласия с предложениями Коула. Детальную проработку вопросов он оставлял Коулу, поскольку сам никогда не отличался скрупулезностью.
— Есть подозреваемые?
— Еще нет. Впрочем, я не знаю. Я сказал Войлзу, что вам понадобится информация, когда он прибудет.
— Я думал, что ФБР занимается безопасностью Верховного суда.
Коул усмехнулся:
— Да, занимается. Это камешек в огород Войлза, и довольно неприятный.
— Прекрасно. Я хочу, чтобы Войлз получил свое. Позаботьтесь о прессе. Мне нужно видеть его униженным. Потом мы, возможно, дадим ему пинка под зад.