— Он умоет руки, если суд пятой инстанции утвердит решение присяжных. Но если он отменит решение, а Верховный суд откажет в рассмотрении этого дела, то у Маттиса возникнут серьезные проблемы. В таком случае он, как мне кажется, затеет новую тяжбу и начнет все сначала. Слишком много вложено денег, чтобы он убрался восвояси зализывать раны. Надо думать, что, позаботившись о Розенберге и Джейнсене, он всерьез взялся за дело.
— Где он находился во время суда?
— Оставался совершенно невидимым. Помните, что общественности неизвестна его ведущая роль в этом процессе. Ко времени начала суда существовало тридцать восемь объединившихся ответчиков. Ни одна личность в отдельности не называлась, фигурировали только корпорации. Из тридцати восьми только семь компаний выступали на процессе официально, но его доля собственности в каждой из них не превышает двадцати процентов. На сцену были выставлены лишь мелкие фирмы. Остальные находились за кулисами, и я не смогла разузнать о них. Но я выяснила, что многие из них тесно связаны друг с другом, а некоторые даже находятся в собственности у общественных корпораций. Распутать это почти невозможно.
— Но контроль осуществляет он?
— Да. Я подозреваю, что в его собственности или под его контролем находится около восьмидесяти процентов этого проекта. Я проверила четыре из этих частных компаний, и три из них оказались за пределами материка. Две на Багамах и одна на Кайманских островах. Дельгреко тоже слышал, что Маттис использует банки и компании, зарегистрированные на островах.
— Вы запомнили те семь компаний, которые фигурировали официально?
— Большую часть. Они, конечно же, указаны в деле, но его у меня нет. Правда, значительную часть его я уже восстановила по памяти.
— Могу я увидеть его?
— Вы можете взять его, но оно смертельно.
— Я прочту его позднее, а сейчас расскажите мне о фотографии.
— Маттис родом из маленького городка под Лафайеттом. В молодости он снабжал деньгами политиков в южной Луизиане. Уже тогда он предпочитал делать это, оставаясь в тени. В своем штате он подкармливал демократов, а в столице — республиканцев. Вскоре он стал своим человеком в высших кругах власти. Он никогда не появлялся открыто, но такого рода деньги трудно скрыть, особенно когда они передаются политическим фигурам. Семь лет назад, когда нынешний президент был еще вице-президентом, он ездил в Новый Орлеан для пополнения республиканской копилки. Там собрались все воротилы, включая Маттиса. Одно блюдо на устроенном ими обеде стоило десятки тысяч долларов, поэтому пресса, естественно, постаралась проникнуть туда. Каким-то образом фотографу удалось снять Маттиса во время рукопожатия с вице-президентом. На следующий день снимок появился в новоорлеанской газете. Это чудесная фотография. Они улыбаются друг другу как лучшие друзья.
— Ее не трудно будет раздобыть.
— Я поместила ее на последней странице дела так, шутки ради. Из этого вышла веселая шутка, не правда ли?
— Теперь действовать начну я.
— Маттис исчез из поля зрения несколько лет назад, и сейчас считается, что он живет в нескольких местах одновременно. Он очень эксцентричен. Дельгреко говорит, что многие считают его сумасшедшим.
Магнитофон просигналил, и Грэй сменил ленту. Дарби встала, чтобы пройтись. Занимаясь с магнитофоном, он поглядывал на нее. Две кассеты уже были записаны и помечены.
— Вы устали? — спросил он.
— Я плохо спала. Сколько у вас еще вопросов?
— Зависит от того, сколько вам еще известно.
— Основное мы обговорили. Остались лишь некоторые недостающие детали, которых мы можем коснуться утром.
Грэй выключил магнитофон и встал. Она стояла у окна, потягиваясь и зевая. Он удобно расположился на диване.
— Что случилось с вашими волосами? — спросил он.
Дарби села в кресло, подобрав под себя ноги с накрашенными ногтями и упершись подбородком в колени.
— Я рассталась с ними в отеле в Новом Орлеане. А как вы узнали?
— Я видел фотографию.
— Откуда?
— Даже три. Две — из университетского ежегодника и одну — из Аризоны.
— Кто вам их прислал?
— У меня есть связи. Они пришли ко мне по факсу, поэтому качество не очень хорошее. Но на них вы с роскошными волосами.
— Лучше бы вы этого не делали.
— Почему?
— Каждый телефонный звонок оставляет след.
— Ладно, Дарби, не считайте меня новичком.
— Вы вынюхивали сведения обо мне?
— Всего лишь кое-какие детали биографии. Больше ничего.
— И на этом все, хорошо? Если вам что-то надо знать обо мне, спрашивайте. Если я скажу нет, значит, нет, и оставим это в покое.
Грантэм пожал плечами и согласился.
— Забудем о волосах. Перейдем к менее чувствительным вопросам.
— Так кто же выбрал Розенберга и Джейнсена, Маттис ведь не юрист?
— С Розенбергом все понятно. Джейнсен мало писал по вопросам защиты окружающей среды, но он упорно выступал против всякого технического прогресса. Если у них было что-то общее, так это защита экологии.
— И вы думаете, Маттис дошел до этого самостоятельно?
— Конечно же, нет. Злонамеренный ум какого-то юриста снабдил его их именами. На него же работает сотня адвокатов.
— И ни одного в Вашингтоне?
Дарби вскинула подбородок и нахмурилась, глядя на него.
— Я не говорила этого.
— Я помню, вы сказали, что адвокатские фирмы были в основном из Нового Орлеана, Хьюстона и других городов. Вы не упоминали Вашингтон.
Дарби отрицательно качнула головой:
— Вы ошибаетесь. Я могу назвать по меньшей мере две вашингтонские фирмы, на которые я натолкнулась в ходе исследования. Одна из них — «Уайт энд Блазевич» — очень старая, мощная и богатая республиканская фирма с четырьмя сотнями сотрудников.
Грэй переместился на край дивана.
— А в чем дело? — спросила она, видя, как он неожиданно заволновался и стал ходить по комнате.
— Это возможно. Это может быть, Дарби.