Понятно, что светить нас перед телекамерами нельзя, иначе все усилия полетят псу под хвост. Хотя, если задуматься, почему туда летит всякая ерунда? Оно псу надо?
В общем, на летное поле нас вывели первыми, в самолете же спрятали в изолированный, но достаточно большой отсек. Учитывая, что лететь предстояло долго, а с нами были дети, интерполовцы позаботились обо всем – и о еде, и о воде, и о других бытовых нуждах.
Загрузившись, мы постарались устроиться с максимально возможным в таких условиях комфортом. Дверь, ведущую в наш отсек, заперли изнутри. Потом еще около часа ждали, пока в самолет сядут остальные пассажиры, потом что-то загружали, стуча и брякая. Наконец раздался шум турбин, транспортник дернулся и покатил к взлетной полосе. Иллюминаторов в нашем отсеке не было, поэтому полюбоваться взлетом не удалось. И пусть! Таиланд, конечно, славная страна, но мое знакомство с этим тропическим раем как-то не задалось.
Большую часть пути мы самым банальным образом проспали, так что дорога домой утомительной не была.
После приземления самолета повторилось то же, что и при посадке в Таиланде, только с точностью до наоборот. Вначале стучали и брякали, потом вышли спасенные туристы, а минут через двадцать, когда все затихло, вывели и нас.
Было темно, холодно. Дул пронизывающий ветер. Под ногами хлюпала слякоть. Но это была своя, родная темень, свой холод, свой ветер и такая привычная, самая замечательная в мире слякоть! Впору грохнуться на колени и, разбрасывая по сторонам комья этой прелести, истерически завыть: «Не нужен нам берег тайландский, чужая земля не нужна!» Конец фильма. Побежали титры.
Нас быстренько погрузили в микроавтобус с затемненными стеклами, и мы поехали. Девочки оживленно болтали, толкались и хихикали. Они были дома. Завтра, им обещали, они встретятся с родителями, а потом будут елка, подарки, и теплый свет ночника, и мягкие мамины руки, и бабушка, вытирающая украдкой слезы, и папа, боящийся отпустить дочку от себя даже на минуту. А еще – восхищенные глаза одноклассников, слушающих рассказы о невероятных приключениях, популярность в школе, робкие ухаживания мальчика из параллельного класса. И постепенно страх, ужас, боль начнут забываться, стираться из памяти, останутся наиболее яркие, волнующие эпизоды. Но еще долго по ночам девочки будут просыпаться от собственного крика, в который раз встретившись глазами с Бездной.
Нас привезли в какой-то подмосковный поселок и разместили в небольшом двухэтажном здании, очень похожем на ведомственную гостиницу. Девочек разместили в двухкомнатных номерах, Артур, разумеется, устроился с дочкой, а мне достался одноместный номер.
После ужина детвора долго не могла угомониться, сказывалась смена часовых поясов. Они бегали из комнаты в комнату, причем чаще всего – ко мне, пытались смотреть телевизор, но никак не могли договориться, какая передача интересна всем. Светлая мысль разойтись по комнатам и посмотреть то, что хочется, у себя, им в голову не приходила. Это же неинтересно – по отдельности, надо всем вместе!
В общем, уснула моя бравая команда часа в два ночи. А в десять утра нас должны были повезти на слушание дела.
Я стояла у окна, прижавшись лбом к стеклу. Было темно, только вдали, на горизонте, словно выцветшее северное сияние, лениво переливались огни. Там не спала Москва. И там же, я знаю, не спал сейчас Лешка. Я зажмурилась, зажмурилась до слез и постаралась мысленно дотянуться до него, прикоснуться к нему, прошептать на ухо: «Я здесь, я рядом. Я люблю тебя!»
И у меня получилось! Я словно вылетела из тела, и с невероятной скоростью меня притянуло к какому-то совершенно незнакомому дому, вот я уже на уровне третьего этажа, вижу балкон, он открыт. И там, на балконе, в одном легком свитере, без куртки, стоит Лешка. Он обхватил себя руками за плечи и застывшим взглядом смотрит непонятно куда. Между указательным и средним пальцем правой руки тлеет сигарета, столбик пепла вырос уже с сантиметр. Господи, Лешка, на кого же ты стал похож, боль моя, сердце мое, душа моя! Измученное, осунувшееся лицо, на котором тоска оставила глубокие шрамы. Я подлетела к Лешке вплотную, попыталась обнять его, согреть его, я касалась губами его холодных щек, шептала ему все те слова, которые говорила, когда мы были наедине. Услышь же меня, пожалуйста! От отчаяния я стукнула по столбику пепла. Неожиданно он упал и обжег Лешке руку.
Наконец-то! Лешка вздрогнул, взгляд его стал осмысленным. Он выбросил окурок, провел руками по лицу и тихо сказал:
– Господи, зайцерыб, на минуту мне показалось, что ты здесь…
– Тебе не показалось! – изо всех сил закричала я.
Лешка растерянно посмотрел по сторонам. А меня вдруг с невероятной силой потянуло обратно. Нет, нет, не надо, пожалуйста, не надо!
Я открыла глаза. Оказалось, что уже утро, я лежу, одетая, на кровати. Неужели мне все приснилось?
Ровно в десять утра к крыльцу подъехал знакомый микроавтобус. Притихшие девочки молча сели в него. От вчерашней гиперактивности не осталось и следа. Казалось, я слышу, как быстро-быстро стучат их сердечки. Сегодня. Все закончится сегодня.
У здания суда колыхалась, растекшись по всей улице, толпа. Честно говоря, не ожидала, что и у нас можно увидеть сцену, больше подходящую какому-нибудь американскому блокбастеру: милиция, сдерживающая тех, кому не удалось попасть внутрь; съемочные группы с разных телеканалов, репортеры с микрофонами в руках сосредоточенно трещат, глядя в объективы телекамер, журналисты с диктофонами и фотоаппаратами, то и дело плюющимися вспышкой.
Все это мы успели рассмотреть, пока наш микроавтобус медленно, чтобы не задавить ненароком кого, ехал мимо главного входа. Внезапно толпа загомонила, забурлила. Подъехала черная «Волга», из нее вышли Сергей Львович, Алина и Лешка. Давление толпы увеличилось, милиционеры едва сдерживали людей, засверкали фотовспышки, к Лешке бросились репортеры. Что там происходило дальше – не знаю, наше средство передвижения свернуло за угол.
Мы подъехали к тыльной стороне здания, тоже охраняемой милицией. Но здесь не оказалось ни одного зеваки, ведь основные действующие лица были на улице. И все же от дверей нашего микроавтобуса до служебного входа выстроили живую изгородь из крепких ребятишек в камуфляже, за широкими плечами которых разглядеть нас, мелюзгу, было практически невозможно.
Быстро проскочив через этот импровизированный «ручеек», мы вошли в здание. Там нас уже ждали осточертевшие мне интерполовцы. Нет, я знаю, они очень помогли нам и Артуру, а что касается нынешних игрищ – так работа у мужиков такая. И все равно для меня они сейчас были единственной причиной разлуки – детей с их родителями, Кузнечика и Артура – с семьей, а меня – с Лешкой.
Зал заседаний был на втором этаже, а нас провели в большую комнату на первом, оснащенную мониторами, по которым можно было наблюдать за происходящим в зале.
Там уже собрались все действующие лица. У Кармановых, судя по всему, был очень неплохой адвокат, поскольку внешний облик обвиняемых никак не соответствовал образу циничных и жестоких похитителей детей. Жаннуся была абсолютно не накрашена, роскошную гриву волос она спрятала под дешевым паричком из искусственных волос, не менее роскошную фигуру удачно скрывал скромный брючный костюмчик, сшитый тружениками отечественной легкой промышленности. Загар был тщательно запудрен, и цветом лица Карманова напоминала мучного червя. В общем, перед нами сидела испуганная, ничего не понимающая библиотекарша. Или сотрудница какого-нибудь архива, то есть женщина, живущая на бюджетную зарплату. Мишаня полностью гармонировал с супругой, ему, впрочем, и маскироваться особо не пришлось. Достаточно было сменить костюм от Армани на продукцию фабрики «Ура героям Парижской коммуны!», не мыть голову дня три, вместо дизайнерских очков нацепить чудо в роговой оправе – и перед вами старший научный сотрудник тихо умирающего НИИ.