— Ты в порядке? — требовательно спросил Зейдист.
Джон даже не повернулся, просто кивнул.
— Я буду рекомендовать, чтобы Лэша исключили из программы тренировок.
Джон дернулся и затряс головой.
— От тебя это не зависит, Джон. Уже второй раз он на тебя нападает. Или мне напомнить тебе о том случае с нунчаками, несколько месяцев назад?
Нет уж, Джон и так все прекрасно помнил, черт.
Он слишком много хотел сказать, чтобы использовать знаки и заставлять Зеда понять, поэтому достал блокнот и очень аккуратно вывел:
— Если его выпрут, я буду выглядеть слабым в глазах других. Когда-нибудь я буду сражаться вместе с этими ребятами. Как они смогут мне доверять, если будут думать, что я слабак?
Он передал блокнот Зейдисту, тот с осторожностью взял страницы в свои большие руки. Голова Брата склонилась и брови хмуро сошлись, его обезображенный шрамом рот задвигался, как будто он озвучивал каждое слово.
Закончив, Зед швырнул блокнот на стол.
— Я не позволю, чтобы это маленький кусок дерьма избивал тебя, Джон. Просто не позволю. Ты понял меня. Я подвергну Лэша серьезным испытаниям. Но еще один подобный приятный маленький эпизод, и он вне игры.
Зейдист подошел к шкафу, где скрывался вход в тоннель, потом бросил взгляд через плечо.
— Послушай, Джон. Я не хочу бардака во время подготовки. Так что не наезжай на этого ублюдка, даже если он этого заслуживает. Просто не лезь на рожон и держи руки при себе. Фьюри и я будем за ним присматривать, хорошо?
Джон отвел глаза, думая о том, как сильно ему хотелось набить Лэшу морду. Как же сильно он хотел это сделать.
— Джон, все ясно? Без драк.
Долгое время спустя Джон медленно кивнул.
И он надеялся, что сможет сдержать слово.
Долгие, долгие, долгие часы спустя, задница Бутча настолько затекла, что он уже не мог определить, где заканчивается пол и начинается его тело. Целый день он сидел в коридоре, возле двери в спальню Мариссы. Словно собака.
Но, надо признаться, времени он зря не терял. Он много всего обдумал.
Он сделал один телефонный звонок, что было правильным, но очень тяжелым поступком: взяв себя в руки, Бутч позвонил своей сестре Джойс.
Дома ничего не изменилось. Очевидно, его семья вернулась в Южный Бостон и по-прежнему не хотела иметь с ним ничего общего. Его, честно говоря, это не беспокоило, такой уж у него был статус-кво. Но это заставляло его чувствовать себя плохо из-за Мариссы. Они с братом были очень близки, поэтому его жестокость должна была стать для нее очень неприятным сюрпризом.
— Господин?
Бутч поднял голову.
— Привет, Фритц.
— У меня есть то, что вы просили.
Доджен низко поклонился и протянул ему сумку из черного бархата.
— Я думаю, он соответствует вашим требованиям, но если это не так, я найду другой.
— Я уверен, он идеален.
Бутч взял тяжелую сумку и, раскрыв ее, вывалил содержимое на ладонь. Здоровый золотой крест, 3 дюйма в длину и 2 в ширину, толщиной с палец, подвешенный на длинную, золотую цепь, был именно тем, что нужно. Бутч с удовлетворением повесил его на шею.
Тяжелый вес, как он надеялся, будет настоящей защитой.
— Господин, ну как?
Бутч улыбнулся в морщинистое лицо доджена, одновременно расстегнув рубашку и убрав крест вовнутрь. Он чувствовал, как тот скользнул по коже и лег прямо на сердце.
— Как я уже сказал, он идеален.
Фритц просиял, поклонился и исчез. Напольные часы в другом конце коридора начали свой бой. Раз, два… шесть раз.
Дверь спальни распахнулась.
Марисса появилась перед ним, словно привидение. После стольких часов раздумий о ней, глаза Бутча на мгновение накрыла пелена, сквозь которую он видел ее не как реальную фигуру, а как плод отчаянного воображения: эфирное платье, восхитительная золотая аура волос, лицо, словно призрачный источник красоты. Когда он посмотрел на Мариссу, его сердце превратило ее в икону его католического детства, Мадонну спасения и любви… а он — ее недостойный слуга.
Он приподнялся с пола, и его позвонки хрустнули под весом тела.
— Марисса.
Вот дерьмо, в его скрипящем голосе сразу послышались все эмоции: боль, печаль, сожаление.
Она протянула руку.
— Я имела в виду именно то, что сказала в том послании прошлой ночью. Я наслаждалась временем, проведенным с тобой. Каждой минутой. Тебе пришлось уйти не из-за этого, жаль, что тогда я не смогла объяснить это лучше. Бутч, нам нужно поговорить.
— Да, я знаю. Ты не возражаешь, если мы пройдем в гостиную?
Ему не хотелось, чтобы их слышали. Не важно, что именно Марисса собиралась сказать, он понимал, что она не желает оставаться с ним наедине в своей спальне. Она была адски напряжена.
Когда она кивнула, они направились в гостиную в конце коридора. Пока они шли, Бутч был потрясен тем, насколько она была слаба. Она двигалась медленно, будто не чувствуя ног, была очень бледна, почти прозрачна из-за нехватки энергии.
Оказавшись внутри персиково-желтой комнаты, Марисса подошла к окну, держась подальше от Бутча.
Когда она заговорила, ее слова были легки, как дыхание.
— Бутч, я не знаю, как это сказать…
— Я знаю, что делать.
— Правда?
— Да, — он двинулся к ней, протянув руки. — Разве ты не знаешь, я сделаю все…
— Не подходи, — она отступила. — Ты должен держаться от меня подальше.
Его руки упали.
— Тебе нужно питаться, ведь так?
Ее глаза расширились.
— Откуда ты…
— Все в порядке, детка, — он слегка улыбнулся: — Все в полном порядке. Я поговорил с Ви.
— То есть, ты знаешь, что я должна сделать? И ты… не возражаешь?
Он покачал головой.
— Все в порядке. Даже более чем.
— О, Слава Деве-Летописице.
Она ринулась к дивану и села, ее колени словно подогнулись.
— Я так боялась, что ты обиделся. Мне тоже будет трудно, но это единственный безопасный способ. И я не могу больше ждать. — Она должна сделать это сегодня вечером.
Когда она похлопала по дивану рядом с собой, он подошел и с облегчением опустился рядом, взяв ее руки в свои. Боже, она была так холодна.
— Я готов к этому, — сказал он с нетерпением. Боже, внезапно ему до смерти захотелось оказаться в ее спальне. — Пойдем.