Он не удивился ее раннему приходу. Он никогда не мог предсказать, опоздает ли она, придет раньше или же вовремя, поэтому он всегда был в форме, независимо от того, когда она появится.
Дверь в хижину открылась со знакомым скрипом. Когда звук добрался до центра страха в его мозгу, он спрятал эти эмоции за изображением солнечного пляжа, которое когда-то увидел по ТВ.
Из укрытого тенями угла раздался голос с акцентом, хриплый и низкий:
— Ты всегда так делаешь. Интересно, что ты скрываешь от своей любимой?
Пусть дальше гадает. Он не мог пустить ее в свою голову. Помимо того факта, что самозащита была жизненно необходима, закрываясь от нее, он сводил ее с ума, и это заставляло его светиться от удовольствия как хренов прожектор.
Закрыв дверь, он решил поиграть этой ночью в покинутого романтика. Принцесса ожидала, что он начнет спрашивать, что за хрень случилась с ее регулярным расписанием, и она продержит его заложником информации так долго, как только сможет. Но обаяние имело свое воздействие даже на симпатов… хотя, разумеется, извращенным, опосредованным путем. Принцесса знала, что он ненавидел ее, и каких усилий ему стоило притворяться влюбленным в нее. Его досада и гнев в момент лжи снискали ее благосклонность, а не сама ложь.
— Как я скучал по тебе, — сказал он низким, полным решимости голосом.
Его пальцы двинулись к галстуку, который он недавно поправлял, и медленно развязали узел. Ее реакция была мгновенной. Глаза Принцессы вспыхнули, как рубины перед костром, и она ничего не сделала, чтобы скрыть свой отклик. Она знала, что его тошнит от этого.
— Скучал по мне? Конечно, ты скучал. — Ее голос напоминал шипение змеи, растягивая «С» на долгом выдохе. — Но как сильно?
Рив держал изображение пляжа на переднем плане разума, прибил его к лобной доле, отгораживаясь от Принцессы.
— Я скучал по тебе до безумия.
Он отставил трость в сторону, сбросил пиджак и расстегнул верхнюю пуговицу на шелковой рубашке… потом вторую… и следующую, пока не пришлось выпустить края из-под брюк, чтобы закончить начатое. Когда он, пожав плечами, сбросил шелк на пол, Принцесса зашипела, и его член затвердел.
Рив ненавидел ее и ненавидел секс, но ему нравилось иметь над ней подобную власть. Ее слабость будила в нем сексуальное влечение, чертовски похожее на то настоящее, которое испытываешь без фальши и игры. Так ему удавалось возбуждаться, в то время как по коже бежали мурашки, словно он был укрыт покрывалом с червями.
— Останься в одежде, — сказала она резким голосом.
— Нет. — Он всегда раздевался, по своему желанию, а не подчиняясь ее требованию. Гордость требовала этого.
— Оставь одежду на себе, шлюха.
— Нет. — Он расстегнул ремень и сдернул его с бедер, мягкая кожа рассекла воздух. Он безразлично бросил его на пол, как и рубашку.
— Одежда останется на… — Голос затих, потому что ее сила слабела. В этом был, черт возьми, смысл.
Он намеренно обхватил себя рукой, потом расстегнул молнию и зажим, и почувствовал, как брюки в спешке упали на жесткий пол. Его эрекция стояла прямо и прекрасно подытоживала их отношения. Он был ужасно зол на нее, ненавидел себя и презирал тот факт, что Трэз снаружи наблюдал за всем этим.
Как результат — его каменно-твердый член блестел у головки.
Для симпатов путешествие в психические расстройства действовало лучше нашумевшего белья «Агент Провокатор», и только поэтому все работало. Он мог дать ей это извращенное дерьмо. И кое-что еще. Она жаждала их сексуальных схваток. Секс у симпатов представлял собой вежливую шахматную партию с обменом телесными жидкостями в конце. Ей же нужен был примитивный трах, который могла дать только его вампирская сторона.
— Прикоснись к себе, — выдохнула она. — Прикоснись для меня.
Он не сделал то, о чем она просила. С рычаньем он сбросил свои мокасины и выступил из груды одежды. Двигаясь вперед, Рив знал, какую картину являет собой, весь твердый и огромный. Он остановился посреди хижины, струящийся через окно луч лунного света окутывал его тело.
Было ненавистно признавать, но он также тосковал по этому порочному сумасшествию с ней. Это — единственный раз в жизни, когда он мог быть тем, кем являлся на самом деле, ему не нужно было лгать окружающим. Гадкая правда заключалась в том, что часть его нуждалась в этих больных, извращенных отношениях, и нечто большее, чем угроза для него и Хекс, заставляло его возвращаться сюда месяц за месяцем.
Он не знал, известно ли Принцессе о его слабости. Он всегда осмотрительно хранил свои намерения, но никогда не узнаешь наверняка, какой компромат симпат имеет в запасе. Что, конечно, делало маневрирование более интересным, поскольку ставки в игре были высоки.
— Я подумал, что этой ночью мы начнем с маленького представления, — сказал он, отворачиваясь. Повернувшись к ней спиной, он начал доставлять себе удовольствие, взяв толстый член в широкую ладонь и поглаживая его.
— Скучно, — сказала она, затаив дыхание.
— Лгунья. — Он сжал головку члена так сильно, что из легких со свистом вылетел воздух.
Принцесса застонала при этом звуке, боль Рива все дальше втягивала ее в его игру. Посмотрев вниз на то, что делал, он почувствовал кратковременное, тревожное замещение, будто чья-то чужая рука двигалась по чужому члену. Но, с другой стороны, было необходимо дистанцироваться от действа, только так его благородная вампирская натура могла вынести сам процесс. Хорошая его часть была не здесь. Он оставил ее у дверей, входя внутрь хижины.
Эта была земля Пожирателей Грехов.
— Что ты делаешь? — простонала она.
— Ласкаю себя. Жестко. Лунный свет красиво падает на мой член. Я влажный.
Она резко втянула воздух.
— Повернись. Сейчас же.
— Нет.
Принцесса не издала никаких звуков, но он знал, что в это мгновение она подошла ближе, и триумф стер раздвоение личности. Он жил, чтобы ломать ее. Это — гребаный героин в его венах, эта сила бежала по его жилам. Да, потом он будет себя чувствовать омерзительно грязным, и, конечно, из-за всего этого у него случались кошмары, но в данный момент — он ловил кайф.
Принцесса вышла из теней, и громкий стон известил Рива о том, что она видела все его манипуляции. Даже симпатская сдержанность недостаточно сильна, чтобы скрыть ее реакцию.
— Если ты собираешься смотреть на меня, — он снова стиснул свой член, так, что от прилива крови он потемнел, став почти фиолетовым, затем выгнул спину от боли, — я хочу видеть тебя.
Она ступила под лунный свет, и в этом момент он сбился с ритма.
Принцесса была одета в ярко красное платье, рубины вокруг ее шеи мерцали на мертвенно-бледной коже. Ее иссиня-черные волосы были собраны на макушке, глаза и губы были того же цвета, что и кроваво-красные камни вокруг шеи. С мочек ее ушей на своих хвостах с жалом висели два скорпиона-альбиноса, наблюдая за ним.