Сам он спал менее трех часов. Пульс частил, сердце вбрасывало в кровь одну порцию адреналина за другой. Клиенту остается чуть более суток, когда же, черт побери, Слэттери примет решение? Пусть откажет, только побыстрее – еще есть время обратиться в другую инстанцию.
Зазвенел телефон. Клерк апелляционного суда в весьма сдержанной манере извещал о том, что жалоба мистера Кэйхолла на неквалифицированные действия своего бывшего защитника, Бенджамина Кейеса, отвергнута по причине нарушения положенных сроков. Подавать ее следовало годы назад. В данный момент суд вынужден признать жалобу утратившей свою суть.
– Тогда почему вы рассматривали ее больше недели? – вспылил Адам. – Ответ можно было дать по крайней мере десятью днями раньше!
– Факсом направляю вам копию.
– Огромное спасибо!
– Не пропадайте, мистер Холл. Ждем от вас новостей.
Положив трубку, Адам отправился на поиски кофе. В половине восьмого подошла усталая и невыспавшаяся Дарлен. С собой она принесла листки злополучного факса и два свежих бублика. Адам попросил ее отправить в Верховный суд страны оригинал жалобы на неквалифицированные действия своего предшественника: бумага была готова еще три дня назад. Мистер Олэндер сообщил, что ее копия у него уже есть.
Покинув кабинет, Дарлен через минуту возвратилась со стаканом воды и двумя таблетками аспирина – голова Адама раскалывалась от боли. Он оставил секретарше необходимые инструкции и вышел – чтобы никогда уже не вернуться в здание “Бринкли-Плазы”, где размещался мемфисский офис юридической фирмы “Крейвиц энд Бэйн”.
* * *
Полковник Наджент ступил через порог отсека “А” во главе небольшого отряда из восьми человек – членов группы по исполнению приговора. По погруженному в тишину коридору плечистые люди двигались с решительностью зондеркоманды СС. Возле решетки камеры номер шесть, где на узкой койке лежал Сэм, Наджент остановился. Обитатели отсека напряженно ждали.
– Сэм, пора перебираться в “комнату передержки”. – В голосе полковника прозвучало сочувствие, как если бы Наджент искренне сожалел о предстоящем.
Зондеркоманда выстроилась навытяжку под окнами. Кэйхолл неторопливо поднялся, сделал шаг к решетке:
– Зачем?
– Потому что я так сказал.
– На кой черт мне куда-то перебираться? Цель, генерал?
– Этого требуют правила, Сэм. Существует определенный порядок.
– Значит, никакой особой цели нет?
– Мне она и не нужна. Повернись.
Подойдя к раковине, Сэм тщательно почистил зубы. Затем постоял над унитазом, вымыл руки. Полковник уже начал терять терпение, но Кэйхолл с независимым видом закурил сигарету и лишь после этого повернулся спиной к решетке и сунул в прямоугольную прорезь кисти рук. Наджент защелкнул стальные браслеты, подал кому-то знак, и дверь камеры отъехала в сторону. Оказавшись в коридоре, Сэм первым делом кивнул Джей-Би, который со слезами на глазах наблюдал за происходящим.
Полковник взял заключенного под локоть и повел его вдоль камер – мимо Гуллита, Ллойда Итона, Стокгольма Тернера, Гарри Скотта, Будди Ли Харриса и, у самой двери, Проповедника. Тот, зарывшись лицом в тощую подушку, беззвучно плакал. За раскрытой металлической дверью с ноги на ногу переминалась еще одна группа помощников Наджента, человек пять. Неширокий проход, где они стояли, вел к “комнате передержки”. Соседняя с ней служила местом “сосредоточения”.
В конце прохода Сэм подсчитал шаги: смерть стала ближе на сорок восемь футов. Он привалился плечом к стене, невозмутимо направил к потолку струю дыма: все в норме, обычная тюремная рутина.
Вернувшись к камере номер шесть, Наджент принялся отдавать приказы. В камеру ступили четверо охранников и начали собирать имущество Кэйхолла: книги, пишущую машинку, вентилятор, телевизор, жалкую одежду, туалетные принадлежности. Касаясь вещей так, будто все они заражены губительным вирусом, мужчины переносили их в “комнату передержки”. Матрас вместе с постельным бельем был скатан в рулон, который брезгливо потащил по полу один из охранников.
Неожиданный всплеск активности вызвал у заключенных пристальный, смешанный с чувством скорби интерес. Тесные камеры служили им каким-никаким, но убежищем, чем-то напоминающим панцирь черепахи; видеть, как панцирь этот безжалостно крушат, им было больно. “То же самое ждет и меня”, – думал каждый. Жуткая реальность обескураживала: грохот тяжелых ботинок, отрывистые, лишенные человеческих интонаций голоса. На хлопнувшую в отдалении дверь неделю назад никто не обратил бы внимания, сейчас же этот безобидный в общем-то стук звучал как удар топора по плахе.
Переноска пожитков Сэма не отняла у подчиненных Наджента много времени. Обустраивать новое жилье Кэйхоллу предоставили самому.
Ни один из восьми членов зондеркоманды не имел со Скамьей ничего общего. В оставленных Найфехом маловразумительных инструкциях полковник вычитал, что группа по исполнению приговора должна состоять из лиц, абсолютно незнакомых осужденному на казнь. Подбирать их следовало в соседних зонах Парчмана. Добровольцами вызвались тридцать один человек. Из них Наджент облек доверием только лучших.
– Ничего не осталось? – строго спросил он у проходившего мимо парня в униформе.
– Нет, сэр.
– Отлично. Займись своим хозяйством, Сэм.
– Благодарю, мой генерал!
Полковник кивнул, и решетка двери перекрыла проем в “комнату передержки”. Наджент взялся обеими руками за стальные прутья.
– Слушай внимательно, Сэм. – Кэйхолл с подчеркнутым безразличием уставился в потолок. – Появится какая-то нужда – мы рядом. Здесь наблюдать за тобой легче. Могу я сейчас для тебя что-то сделать?
Вопрос остался без ответа.
– Вот и хорошо. – Наджент оглянулся на помощников. – Пошли.
Дверь в коридоре распахнулась, и девять мужчин двинулись в отсек “А”.
– Эй, Наджент! – прозвучал за их спинами голос разъяренного Сэма. – А браслеты?
Полковник замер.
– Болван! Ты не можешь оставить меня в наручниках! В коридоре послышался довольный гогот.
Стиснув зубы, Наджент вытащил из кармана связку ключей и зашагал назад.
– Поворачивайся, – процедил он сквозь зубы, подойдя к решетке.