– Думаю, на том холме, рядом с чернокожими. Смерть примиряет всех.
– С чего ты решил, что они его примут?
– Примут.
– Я серьезно.
– Эту тему мы с ним еще не обсуждали.
– Захочет ли он вообще быть похороненным здесь, в округе Форд?
– Не знаю. Говорю же, эту тему мы не обсуждали. Пока еще остается надежда.
– Есть шанс?
– Небольшой. Во всяком случае, стоит попытаться.
Выйдя с кладбища, они зашагали по тихой, обсаженной дубами улочке. На аккуратных домиках блестела свежая краска, возле цветочных клумб с достоинством прогуливались кошки, в креслах-качалках дремали старики.
– Здесь прошло мое детство, Адам.
Ли сунула руки в карманы, глаза ее повлажнели.
– Оно было счастливым?
– Трудно сказать. Мы никогда не жили в городе, а я мечтала вот о таком домике и чтобы рядом стояли всякие магазины. Городские ребята смотрели на нас свысока, но это так, пустяки. Я играла тут с друзьями, мы носились по улицам, лазали по деревьям. Было хорошо. Воспоминания о нашей ферме далеко не такие приятные.
– Из-за Сэма?
Подметавшая крыльцо пожилая женщина в цветастом платье повернула к ним голову. У дорожки, что вела к дому, Ли остановилась.
– Доброе утро, миссис Лэнгстон, – мягко приветствовала она хозяйку.
Не сводя с лица тетки пристального взгляда, миссис Лэнгстон прислонила к стене метлу.
– Я – Ли Кэйхолл, вы должны меня помнить.
Адам невольно посмотрел по сторонам. Ему не хотелось, чтобы имя деда услышали посторонние. Но улица была пуста. Если миссис Лэнгстон и узнала Ли, то догадаться об этом не представлялось возможным. Женщина сухо кивнула, как бы говоря: поздоровалась и иди себе с Богом, нечего глаза пялить.
– Приятно было встретиться, – сказала Ли, готовясь сделать шаг. Миссис Лэнгстон поспешила скрыться в доме. – Я дружила с ее сыном, когда училась в школе. – Тетка качнула головой.
– Не очень-то она обрадовалась.
– Она всегда производила впечатление особы довольно странной. А может, просто не хотела говорить с одним из Кэйхоллов. Боялась соседей.
– Наверное, нам лучше сохранять здесь инкогнито.
– Пожалуй.
Проходя мимо копавшихся на цветочных клумбах в ожидании почтальона людей, оба молчали. Тетка прикрыла лицо огромными солнцезащитными очками. Впереди показалась центральная площадь, но Ли решила свернуть на узенькую улочку, сплошь застроенную скромными деревянными домами. За углом она остановилась.
– Видишь салатовый домик, третий справа?
– Да.
– Вот там вы и жили. Можно подойти ближе, но за перегородкой болтают соседи.
Во дворе дома играли двое ребятишек, на крыльце поскрипывало кресло-качалка. Небольшой уютный коттедж идеально подходил для супружеской пары с маленькими детьми.
Когда Эдди и Эвелин покидали Клэнтон, Адаму не исполнилось еще и трех лет. Глядя на выкрашенную зеленой краской дверь, он попытался вспомнить дни далекого детства. Безуспешно.
– Дверь тогда была белой, а деревца совсем тоненькими. Эдди арендовал дом у местного агента по недвижимости.
– Дорого это обходилось?
– Не очень. Ты только что появился на свет, Эдди работал в авторемонтной мастерской, потом ушел в управление дорожного строительства, а позже еще куда-то.
– Да, могу представить.
– Эвелин устроилась на полставки в ювелирный магазинчик, что на площади. Думаю, они чувствовали себя счастливыми. Родом она была не отсюда, ты же знаешь, и друзей здесь почти не имела. Твоих родителей вполне устраивало общение друг с другом.
Прыгавший возле дома мальчишка направил на Адама ствол игрушечного ружья. Адам улыбнулся, ребенок приветственно помахал ему рукой. Племянник и тетка вновь свернули к площади.
Ли превратилась в экскурсовода. Оказывается, сто тридцать лет назад чертовы янки дотла сожгли город. Герой армии конфедератов генерал Клэнтон, потерявший в битве при Шило левую ногу, выстроил здание суда и разбил вокруг несколько улиц. Начертанный его рукой план города до сих пор висит в зале мэрии. Поскольку генерал терпеть не мог палящих лучей солнца, на центральной площади солдаты высадили множество молодых дубков.
– Могила великого человека находится чуть в стороне, – сказала Ли, – я покажу ее тебе позже.
К северо-востоку от центра располагались торговые кварталы с рядами бесчисленных недорогих лавок, однако по субботам жители округа Форд по-прежнему предпочитали совершать покупки в магазинах, витрины которых выходили на площадь. Машин на улицах почти не было; пешеходы лениво двигались мимо старых, стоявших впритык друг другу двух-трехэтажных зданий банков, страховых компаний, торговых заведений, где продавцы предлагали покупателям абсолютно все, начиная от автомобильных шин и заканчивая предметами туалета. Тут и там виднелись полотняные тенты уличных кафе. У входа в аптеку Ли остановилась, сняла очки.
– Когда-то давно здесь находилась крошечная забегаловка, – пояснила она. – Хозяин наливал нам по стакану содовой, включал музыкальный аппарат, и мы усаживались прямо на полу возле полки с комиксами. Кусок вишневого пирога стоил десять центов, а чтобы съесть его целиком, требовалось, наверное, не меньше часа.
Такое сейчас встретишь только в старых фильмах, подумал Адам. Пройдя метров двадцать, они замерли перед витриной скобяной лавки, с интересом всматриваясь в выставленные под ней лопаты, жестяные лейки и прочий садовый инвентарь. В глазах Ли что-то промелькнуло, но она не произнесла ни слова.
Взявшись за руки, они пересекли улицу, миновали группку стариков, которые, сидя на корточках у мемориала в честь жертв Гражданской войны, жевали табак и обменивались редкими возгласами. Тетка кивнула в сторону статуи мужчины.
– Генерал Клэнтон.