Довязав до конца логическую цепочку и просветлев лицом, Витюня принялся насвистывать, на ходу отгибая ломом ветки ольховника, норовящие хлестнуть по лицу. В зарослях по-весеннему оголтело свистели птицы неизвестных Витюне пород, предположительно соловьи. Путь, признаться, был довольно-таки неудобен: приходилось то ломиться сквозь чащобы, то карабкаться по прибрежным кручам, то перепрыгивать через ручьи, а иные притоки переходить вброд, всякий раз разуваясь и закатывая штаны. Затем горушки по берегам стали пониже, лес на них погуще, а вдоль берега пошла удобная песчано-галечная полоса. На ней-то Витюня остановился, озадаченный, и почесал ломом за ухом.
Не более чем шагах в ста впереди, на весело шумящем галечном перекате, посередине реки стоял по брюхо в воде здоровенный бурый медведь и, как видно, выжидал неосторожную рыбу.
Бред…
На всякий случай Витюня попятился. Остро захотелось ущипнуть себя, но уже и без щипков стало ясно, что это не сон и не наваждение, а натуральный хищник. И когда зверь вдруг посмотрел в сторону Витюни, помотал башкой и рявкнул, на миг заглушив шум переката, Витюня начал отступать, держа лом наперевес, как копье, и жалея, что торец примитивного орудия не заточен до копейной остроты. Ладно… Кинется – получит по лбу. Можно ли убить медведя ударом лома по черепу? Витюня не знал.
Медведь не напал. Витюня влез спиной в ольховник и затрещал кустами, проламываясь наугад. Мысли тяжеловесно прыгали, и отдавалось в голове. Это как же, а? Безлюдье… Буйный псих с копьем и медным топором… Выдранный наконечником копья клок ваты… Теперь медведь…
«Антракт, негодяи!» – загремели полузабытые слова из книги, которую Витюня читал когда-то давно, а может быть, и не читал вовсе. Но именно эти слова кто-то отчаянно крикнул внутри его. И совершенно напрасно: никакого антракта не последовало, а бредовая явь по-прежнему не выказывала никакого желания обернуться сном или галлюцинацией.
– Да что ж это? – недоуменно пробубнил Витюня, не замечая стремительной модификации своего природного баса в ломкий обиженный тенор. – Это что, все вот это – всерьез?!.
Кому чару пити?
Кому выпивати?
А.К. Толстой.
Помощь пришла вовремя, именно в тот шаткий, страшный, как нависший над головою качающийся валун, момент, когда почти истративший запас стрел, оттесненный к самой вершине, истребленный наполовину отряд защитников Полуденной горы – воинов, подростков, женщин – дрогнул под градом летящих из пращей булыжников, когда сердце каждого сжалось в ледяной комок и меньшинство готовилось принять на вершине последний безнадежный бой, большинству же оставались мгновения, чтобы окончательно и бесповоротно пасть духом и обратиться в бегство, открывая врагу путь в долину. Есть предел человеческих сил, и предел этот был достигнут сейчас, когда сбоку в плосколицых ударила дружная стая стрел и сотня воинов Рыси скатилась нападающим во фланг. Страшный и мерзкий для уха людей Земли боевой клич покровительницы рода Рыси, вылетевший разом из сотни глоток, заглушил все. И немедленно, отбросив в сторону мешающие луки, отряд союзников стремительно атаковал плосколицых, прежде чем те успели развернуть линию пращников против нового противника.
Нет ничего проще, чем превратить трусов в храбрецов, а испытанных смельчаков, напротив, сделать малодушными. Для этого надо только выбрать тот, чаще всего единственный, миг в битве, когда медная стрелка весов дрожит, не в силах склониться в сторону той или другой чаши, и легкая, невесомая пушинка решает, какой чаше опуститься, а какой взлететь вверх.
Промедли союзники несколько лишних мгновений – и враг, численно превосходящий атакующих во много раз, успел бы, опомнившись, встретить атаку градом камней и слитным ударом воющей толпы, способной, не считаясь с потерями, задавить любой отряд просто своей численностью. Но молниеносная атака разом опрокинула фланг, и вооруженная, не знающая строя, но грозная толпа врагов в одно мгновение потеряла монолитность и боевой порыв. Под удар копий с наконечниками из твердой кованой меди, насквозь пробивающими легкие щиты незваных пришлецов, попали лишь немногие не поддавшиеся общей панике – остальные, не слушая криков вождей, уже бежали прочь с горы, несомненно, проклятой демонами болота, уже почти взятой штурмом, но оказавшейся неприступной.
И тот из защитников Полуденной – одиннадцати уцелевших воинов, четырех подростков и семи женщин, – кто только что терял последнюю надежду удержать гребень и готовился к постыдному бегству, теперь оскорбился бы напоминанием об охватившей его минуту назад слабости. Никто не скомандовал ударить на врага сверху вниз, и не нужна была никакая команда, чтобы сердце каждого возжелало того, ради чего затеваются битвы, – острейшего наслаждения убивать и убивать бегущих врагов. В затылки, в спины!.. Вслед неуправляемому человечьему стаду плосколицых катилась с горы жиденькая цепочка людей Земли, грозная в этот миг, как горный обвал, а чуть ниже и левее с жутким боевым кличем преследовали бегущих воины Рыси, нагоняли и били, били, били…
С разгону выскочили на равнину, готовые гнать и гнать врага, и гнали бы до тех пор, пока враг не опомнился, но умудренный Хуккан, поставленный Растаком командовать оборонявшим Полуденную отрядом, опомнившись первым, заорал, требуя повиновения, и хоть и не сразу, но остановил становящееся опасным преследование. То же сделал вожак союзного отряда, кажется, не потерявшего во время первой сшибки, которую и боем-то назвать было трудно, ни одного воина. Не оказалось и серьезно раненных, а двое порезанных костяным оружием и один подвернувший на спуске ногу – не потери.
Кое-как объяснились, не тратя лишнего времени на приветствия, мешая слова языков двух племен. Суор, младший вождь союзного племени, занимающего в мире Рыси точно такую же долину, понял замысел Хуккана с полуслова и теперь с неудовольствием оглядывал своих людей. И надо было бы дать вслед убегавшим врагам залп-другой, да большинство воинов бросили луки еще наверху, а иные чересчур ретивые побросали и щиты. И нет времени возвращаться, подбирать. Вот и пусть теперь идут под камни пращников, лезут на костяные гарпуны без щитов, дурьи головы!
Яростный бой, кипевший на залитом кровью, заваленном телами своих и чужих каменном валу у входа в ущелье, превратился в истребление плосколицых, едва отряд Суора ударил им в тыл. Стремительная атака разом сбила нападавших в обезумевшее стадо, вот только бежать этому стаду было некуда… Охватив врага полукольцом, люди Рыси работали размеренно, как косцы. Лишь малая часть врагов сумела выскользнуть из захлопывающейся ловушки и что было мочи драла врассыпную к спасительному лесу. В спины бегущим летели стрелы; быстро покончив с окруженными, тяжело топоча, утирая на бегу пот, воины племен Земли и Рыси, перемешавшиеся в горячке боя до того, что уже трудно было понять, кто где, гнали плосколицых с единственной мыслью – не дать уйти. Второй раз в течение какого-нибудь получаса повторялась сладость преследования бегущего без памяти врага и безнаказанного убийства, возвращения сторицей принесенного чужаками горя.
Из леса при приближении победителей вышел новый отряд пращников, и неслабо шуршащий полет стаи камней – грозное слитное гудение – наполнило воздух. Кто подогадливей, закрылись на бегу щитами – и вовремя. Не привычные камни, а округлые куски свинца ударили по нападавшим. Сразу упало несколько воинов, кто-то с криком боли и гнева, кто-то без всякого крика.