– Не уйдут, – сообщил Юрик, отводя мешающую ветку. – Как раз тут их и зажмут как миленьких. И мы не уйдем… Япона мать! – ахнул он, когда стрела показала жало из груди враз запнувшегося на бегу дикаря – не маленького, другого. – Видал, а? Насквозь! Ох, перебьют их всех…
Зло сопя, Витюня привстал на одно колено. Ранка на боку напомнила о себе уместной болью, и на какое-то время он перестал себя контролировать. Мало того, он и не желал этого!
С хрустом, с треском ветвей, с топотом и воплями вломились в ольховник преследуемые и преследователи. Навстречу им грянул яростный рык, немного похожий на медвежий, но куда более грозный, и из кустов проворно рванулось нечто темное, большое, а вслед за ним – поменьше и красное. И если второе существо – или враждебный дух? – всего лишь орало что-то на чужом языке, срываясь на визг, то первое, неудержимо проламывающееся сквозь кустарник, рычало совершенно не по-человечески, свирепо и страшно.
* * *
В последний момент Юмми успела-таки метнуться вбок, избежав удара пущенного сильной рукой дротика, и не с криком, свидетельствующим об удаче, – с жалобным всхлипом нырнула в ольховник. Скорее, скорее продраться, пока не окружили, и бежать, бежать…
Она не понимала, как это случилось. Может быть, крысохвостые раньше их выследили чужаков и ловили посланный вдогон отряд на приманку? Может быть, их лазутчики шныряли по земле Волков и, обнаружив спешащий к границе отряд, каким-то образом сумели сообщить о нем своим сородичам? Юмми не знала, не знала…
Ошибкой было выходить на открытое. Куха искал успеха в дерзости и за дерзость поплатился. Сначала не осталось ничего другого, как бежать под стрелами к единственному укрытию посреди поля. Потом, когда стало ясно, что укрытие не спасет, пришлось прорываться сквозь цепь стрелков и бежать к лесу. Разве девчонка сможет бежать наравне с воином? Она отставала и отставала, каким-то чудом была пока жива и даже не ранена, но еще ничего не кончилось, надо не дать снова замкнуть кольцо, вырваться, уйти, потеряться в лесу…
Куха что-то кричал – она не понимала. Бежать, бежать… Что она, девчонка, может выставить против копий, мечей и топоров – коротенький медный нож? И зачем дедушка заставил охотиться на пришлецов? Вон чем обернулась охота. Да крысохвостые сами убьют всякого, кто к ним сунется, будь он из какого угодно мира, включая Запретный!..
Она не успела даже вскрикнуть, когда мимо нее, легко проламывая коридор в ольховых зарослях, с проворством вскочившего с лежки кабана пронеслось нечто громоздкое и до жути человекоподобное. Волосатый куль, громадный зверочеловек, одержимый злыми духами, встречается очень редко и еще реже нападает на людей, предпочитая убегать от охотников. Вдобавок куль громко свистит – а это существо, вырвавшееся из кустов, ревело низким голосом, да еще как! И сразу вслед за ним, что-то вереща, выскочил вооруженный копьем человек в небывало красной одежде, словно облитый ею с ног до шеи.
Далеко не сразу Юмми поняла, что эти-то двое и есть искомые пришлецы из Запретного мира. По правде говоря, в первые минуты размышлять ей было некогда. Уйти не удалось, крысохвостые успели отрезать путь бегства, и теперь на опушке леса среди стволов стройных сосен и черных берез, кустов ольхи, колючих сухих стеблей прошлогодней ежевики кипела отчаянная битва.
Не так уж много врагов успело вклиниться в лес, заставив воинов Земли и Волка принять бой; в первые мгновения силы были примерно равные. Но в помощь проворному авангарду крысохвостых, оглашая поле мерзкими для уха людей Земли боевыми воплями, спешно подтягивались остальные. Судьба отряда была решена.
Вернее, была бы. Если бы не подмога, которую никто не ждал, о которой никто не просил и в действенность которой никто поначалу не поверил. А зря.
Все-таки первый из чужаков оказался человеком, а не лохматым кулем, но таким человеком, о которых разве что поется в песнях и рассказывается в былях о подвигах древних героев, а в жизни они уже не встречаются.
Длинная прямая палка в его руках, по-видимому, обладала волшебными свойствами – сбитые ею враги отлетали, как щепки от сухого дерева, когда его рубят топором, и больше не поднимались. На каждого крысохвостого богатырь тратил не более одного удара. Щиты, сплетенные из прутьев и обтянутые кожей, не помогали – Юмми видела, как одного врага, наседавшего особенно рьяно, силач проткнул своей волшебной палкой вместе со щитом, по обычаю крысохвостых отороченным отвратительной бахромой. В густом подлеске враги не могли как следует орудовать копьями, зато волшебная палка летала птицей и лесной подрост был ей не помеха. Подобраться к богатырю для удара топором или коротким мечом оказалось и вовсе невозможным. Крысохвостые заранее побросали бесполезные при погоне в лесу луки – тем лучше!
Не будь врагов так много, сражение окончилось бы в несколько мгновений. Но этих мгновений с лихвой хватило, чтобы отставшие крысохвостые успели достичь леса и вмешаться в битву.
Пятеро на одного…
Треск… Многоголосье криков… Стоны… Частый звон меди о медь… Удары, удары… Предсмертный хрип…
Юмми подхватила с земли обломок копья, только что с треском переломленного пополам волшебной палкой могучего чужака, сумела кольнуть запутавшегося в подлеске крысохвостого. Только кстати случившаяся ветка помешала тому с одного удара раскроить голову нахальному мальцу, сунувшемуся в мужское дело, – боевой топор-клевец скользнул вбок, сдирая ольховую кору. Юмми сумела ударить еще раз – под круглый щит, отороченный мерзким украшением, и, наверно, угодила острием обломка в пах, потому что воин взвизгнул, как визжит укушенная в драке за кость собака, и с воем повалился в заросли.
Юмми не успела осознать свою победу и впоследствии не гордилась ею, как непременно гордился бы парнишка, которого ей приходилось изображать. Мальчишка ее лет, опомнившись, почти наверняка добил бы вопящего, катающегося от нестерпимой боли, бросившего оружие врага – хотя бы для того, чтобы избежать упрека со стороны старших. А может быть, и для того, чтобы великодушно прекратить ненужные мучения побежденного противника. Мать-Земля благодарно впитывает кровь, но не жалует чрезмерно жестоких. И мальчишка хвастался бы победой перед завидующими сверстниками…
Вскрикнув или молча, кто как, падали в беспорядочной свалке свои и чужие. Падали, падали…
В подлеске бой разбился на несколько стычек. Куха, Хуккан и еще три-четыре воина держались вместе, прикрывая один другого. Крысохвостые кидались на них, как остервенелые псы.
Упал один из воинов, насквозь пронзенный копьем… Хуккан отмахивался тяжелым топором, более пригодным для рубки деревьев, но послушным в руке сильного воина, ревел страшным голосом и пугал наскоками, но не мог напугать. Куха отбивался левой рукой, а правая висела как плеть.
Одиночки, потерявшие в сумятице схватки локоть боевого товарища, были обречены. Вот одного, пустившегося в бессмысленное бегство, уложили палицей. Вот враги в два меча добивают сбитого наземь молодого Волка, вцепившегося зубами в икру вопящего благим матом крысохвостого…