Сесть не получилось. Арапон перекатился на бок, подтянул под себя ноги и поднялся на четвереньки. Передохнул – и взгромоздился на ноги.
Огляделся.
Речка, что журчала в двух шагах, мелкая и быстрая, текла с гор. Таких гор Арапон не видывал – громадные, нестерпимо сверкающие снежной белизной. Не горы – чудовища. Будь они поближе, захотелось бы бежать от них прочь с бессмысленным криком. Но местность поблизости была слабовсхолмленной – и только. С десяток хибар, больше похожих на дровяные сараи, облепили пригорок, как поганки пень. Кое-где росли деревца, зеленела трава. Вдали синел лес, взбираясь по склонам. Светило и даже припекало солнышко.
Обладатель нечесаной бородищи и облупленного носа уже тормошил следующего. Когда все были на ногах, он густо откашлялся, сплюнул и загудел, как в бочку:
– Слушать меня. Я здесь старший. Имя – Тапа. Должность: ответственный за все. За вас тоже. Пока живы. Гы. Не будете дураками – будете жить. Работа простая: добывать металл. Черпай больше, промывай дольше. Гы. Вон промывочные желоба, но на промывку я вас пока не поставлю, рано еще. Разве что воду таскать. Правила тут такие. Работа – с рассвета до заката с перерывом в полдень на пожрать. Стемнело – хошь спи, хошь гуляй. Баб тут, правда, нет и вина тоже. Надсмотрщиков опять же нет, кроме меня, гы. Будешь лениться – не получишь жратву. Хочешь уйти – уходи. Голодные звери в лесу очень обрадуются. Зверье здесь такое, что не приведи господи. Были умники, которые уходили… которые считали, что мы здесь дураки, потому что работаем, когда вокруг – воля. Нашли потом в лесу косточки. Гы. Одёжа, что была на них, тоже в клочья. Это жаль. С одёжей у нас прямо беда.
Тапа выразительно обвел рукой ландшафт. Будто погладил.
– А людей здесь нет, кроме нас. Впрочем… гы… есть один. Но он не человек. Его бойтесь. Он здесь всему голова. Металл забирает, еду заместо него привозит. Вас вот привез. Захочет найти беглого – найдет. Захочет убить – убьет. Я видел. Шутить с ним не советую. Видали?
Запрокинув голову, Тапа поднял бородищу. На его шее сидел блестящий ошейник. Только сейчас Арапон заметил, что точно такой же ошейник надет на него самого, как и на всех новичков.
– Захочет он – бабах – и голова долой, – продолжал Тапа. – Бежать даже не думайте, ежели жить охота. Ножные кандалы мы с вас снимем, а ручные на всякий случай поносите с недельку. Вот так-то. Для вразумления. Гы. Да ты не лапай зря ошейник, все равно не снимешь. Ну, всем ясно? Айда за мной.
…Изо дня в день Арапон трудился так, что к ночи едва мог доползти до травяной лежанки в одной из хижин. Работа ему выпала незамысловатая и незавидная: черпать из речки песок пополам с гравием и таскать все это в заплечной корзине к промывочному желобу. Там распоряжался крикливый старичок с кривыми ревматическими ногами – бывший пахан из Дагора, как перешептывались. Еще говорили, что он работает здесь уже двенадцать лет, дольше самого Тапы. Внимательными острыми глазками старичок высматривал в лотке крупицы желтого металла, иногда выбирая мелкие самородки, а чаще кратко приказывая: «Высыпай», «Лей». Два водоноса едва успевали поворачиваться с ведрами. От желоба тянулась по воде длинная полоса мути. Шагах в ста ниже по течению стоял второй желоб, далее – еще один…
Всего людей, насколько успел заметить Арапон, было не так уж много – человек сорок, пожалуй. Из них больше половины были заняты тем же, чем и он: доставкой к желобу породы для промывки. Никто особенно не спешил, но никто не отлынивал. Хуже всего было входить в реку по колено – ледяная вода сейчас же начинала терзать ноющие икры и ступни. Дураку было ясно, где старикашка промывщик заработал ревматизм. Иногда Арапону выпадала очередь варить кашу в большом котле, валить деревья, колоть дрова, пилить бревна на доски для новых желобов и для починки хибар. Развлечение, но сомнительное.
Тапа держал каторжников в обманчиво мягких рукавицах со стальными шипами. Когда гудел его бас: «Не получишь сегодня еды», никто не сомневался: порция лодыря будет разделена между другими каторжниками. А если лодырь не начнет тотчас пошевеливаться, Тапа с ухмылкой добавит: «И завтра не получишь».
И ведь не получишь. Попытаешься отнять или украсть съестное – в лучшем случае изобьют. А потом еще Тапа накажет.
– А где это мы? – как-то раз спросил Арапон. – Не знаю таких мест. Солнце садится за горы… Никогда не слыхивал о горах на западе.
– Ты много о чем не слыхивал, – важно ответил Тапа.
– Это княжья земля? – усомнился Арапон.
– Само собой. Чья же еще?
– А этот… который не человек… тоже князю служит?
– Вестимо, князю, – убежденно ответил Тапа. – Кому же еще он может служить, а? Сам посуди, дурила. Каторга-то княжья.
Арапон понизил голос:
– А почему он не человек?
– Почему, почему… – закряхтел Тапа, двигая кожей лица. Как видно, силился облечь в слова мысль непосильной сложности. Не справился, плюнул. – В общем, сам увидишь…
На следующий день Тапа сдержал обещание – ручные кандалы с новичков были сняты. Ворочать лопатой стало легче. А еще через день Арапон увидел летающую лодку.
Он стоял по колено в потоке, рассматривая самородок размером с куриное яйцо и раздумывая: не припрятать ли? Мысль бежать с каторги никуда не делась, сидела в голове гвоздем, но бежать с пустыми руками – глупо, а продав такое вот золотое яичко, можно год жить припеваючи. Бежать, конечно, еще рано, надо приглядеться, войти в доверие к Тапе, расспросить его как бы невзначай… Первое – дороги. Здесь и дорог-то нет, вот что дивно. Но ведь золото надо как-то вывозить, верно? И крупа, что идет на кашу, ведь не на камнях растет, ее откуда-то привозят. По какой дороге, спрашивается?
И тут в небе раздался свист, заглушивший журчание золотоносной речки. Подняв голову, Арапон разинул рот, попятился, оступился и сел в ледяную воду. Со стороны гор стремительно – куда там птице – приближалась по воздуху летающая лодка и, казалось, намеревалась опуститься прямо на него.
Он не кинулся наутек лишь потому, что остальные каторжники не выказали никакого особенного страха, лишь заработали шустрее. Небывалое летающее судно сделало круг над рекой и мягко, как пушинка, село на травяной склон.
Откинулся удивительный колпак – наверное, стеклянный, хотя какой стеклодув в силах выдуть подобное стекло? И на траву шагнул тот, кого Тапа назвал не человеком.
Поняв, кто это, Арапон окаменел и перестал ощущать холод обтекающей его воды. Стало жарко, ибо тот, кто легко выскочил из летающей лодки, был худ и жилист, имел нос крючком, острую бородку и смуглый цвет лица. Несомненно, это был сам дьявол! Да и кому еще под силу летать по воздуху?!
Повинуясь приказам Тапы, каторжники потащили из летающей лодки дерюжные мешки с провизией. Обратно в малых кожаных мешках понесли увесистое золото. Арапон так и сидел в речке, пока не дождался окрика. Тогда он вылез и начал выполнять распоряжения Тапы, двигаясь сомнамбулически. Получил по шее – и не огрызнулся. Он видел, что дьявол недоволен объемом добычи. Это не удивило. Дьяволу нужно золото, чтобы покупать души людей. Значит, правы чертовы попы! Во всем правы! И в первую очередь в том, что князь Барини связался с дьяволом. Неясно, правда, кто кому служит… похоже, что как раз дьявол служит князю. Не означает ли это, что князь – тоже дьявол, только более высокого адского ранга?