– Наводи на огонь!.. Залпом… пли!
В орудийном грохоте потонул крик казнимого. А когда смолк грохот, крика не стало.
Не стало и костра на стене – град железных картечин и булыжников снес его, как взмах руки сносит карточный домик.
Сразу стало тихо и темно.
– Фьер Кьяни! – хрипло позвал князь, чуть рассеялся пороховой дым. И командир ландскнехтов предстал. – Вы меня уговорили. Обрадуйте ваших орлов: на трое суток город в их распоряжении.
Подумал и добавил:
– Но стычки между своими, разумеется, будут караться смертью на месте.
* * *
Впоследствии Барини спрашивал себя: что он недооценил в первую очередь – численность гарнизона или его решимость сражаться со всей яростью, не сломленной пока голодом? Наверное, и то и другое. Боевой клич «Унган и Гама!» слился в оглушительный рев. Еще на пути к проломам штурмовые колонны понесли потери от арбалетного огня, а в проломах и вовсе начался ад. Будто тугую пробку пропихивали внутрь бутылки. Барини посылал подкрепление за подкреплением. И одолели! И пропихнули орущую, звенящую клинками, хлопающую аркебузными выстрелами пробку, и полились в город неудержимым, казалось бы, потоком…
Тут-то и выяснилось: защитники города предусмотрели это. Примыкающие к пролому улицы оказались забаррикадированы, каждый дом превращен в крепость. Лучники, арбалетчики и аркебузиры соревновались в скорострельности. Из окон домов летели стрелы, дротики, камни, лился кипяток. И что уж совсем поразило унганцев – осажденные сохранили несколько небольших бомбард, установленных сейчас на баррикадах. А когда они выдохнули огнем, с визгом рассеивая каменную, железную и свинцовую дробь, в ворвавшейся в город кричащей и лязгающей толпе образовались широкие просеки.
К Барини прискакал ординарец – шлем сбит, кираса заляпана кровью и мозгом, остановившиеся глаза – вполлица. Еще подкреплений! Одно, последнее усилие – и баррикады падут!
Барини тоже в это верил. Он послал резерв.
– Бей всеблагих! Ломай, круши! Унган и Гама!
В толчее не размахнуться алебардой – приходится колоть. Тут способнее работать палашом. Среди атакующих много мастеров тяжелого клинка, они рубят и колют методично, не тратя лишнего мгновения. Они карабкаются на баррикады, некоторые скатываются вниз, но другие лезут упорно, как муравьи, они уже на самом верху…
И баррикады пали, но этот успех не превратил побоище в истребление бегущего врага. Наоборот, сопротивление, казалось, возросло. Ландскнехты Кьяни были остановлены – и кем?! Городской милицией. В чистом поле отборные наемники раздавили бы вооруженных горожан с непринужденной легкостью, но в узостях улиц, поражаемые летящими из окон стрелами, осыпаемые черепицей с крыш, спасовали. Добыча была близка, но оказалась не по зубам. Что ж, такое случалось и раньше – досадное, но обычное на войне дело. Теряя людей, огрызаясь огнем, отбивая беспрестанные атаки не очень умелого, но очень многочисленного и очень самоотверженного противника, ландскнехты начали отход…
То же самое с незначительными вариациями творилось на других штурмуемых участках. Нигде солдаты Барини не смогли продвинуться в глубь города далее одного-двух кварталов. Не дошли даже до второй городской стены. «Еще час такого боя, и наша армия уменьшится наполовину», – довольно громко сказал какой-то свитский. Князь сделал вид, что не расслышал, но через минуту приказал трубить отбой.
Ничего другого ему и не оставалось. Разве что попросить Отто покружить низко над городом да стрельнуть разок-другой? Так ведь он наверняка откажется и будет по-своему прав. Да еще неясно, на кого явление дьявола произведет большее впечатление – на чужих солдат или своих? В армии хватает сторонников Всеблагой церкви, особенно среди союзных марайцев, а после визита нечистого их станет гораздо больше. Тем более когда выяснится, что враг рода человеческого помогает князю Барини, а значит, князь с ним в сговоре, что, в свою очередь, означает: продал дьяволу душу…
Нет, с Ар-Магором надо как-то справляться своими силами.
Как?!
Ландскнехты притащили пленного – молоденького ополченца, раненного в руку, – нагло предложив князю выкупить его у них за сто золотых. Темнея лицом, Барини заплатил. Ополоумевший от страха пленник, баюкая руку, подробно ответил на все заданные вопросы, так что железо зря калилось в жаровне. Утром Барини отпустил его, вновь передав коменданту письменное предложение об однодневном перемирии для погребения павших. Никакого ответа.
Пленный рассказал о значительных запасах продовольствия, еще сохранившихся в Ар-Магоре, о действующих в городе оружейных мастерских, о бодром настроении гарнизона, о железной дисциплине, о свирепом пресечении всяких разговоров о сдаче, даже намеков на оную… Рассказы эти повергали в уныние. Ясно было, что после отбитого штурма дух защитников поднимется еще выше, чего нельзя сказать о настроении армии Унгана. Ясно было, что взять Ар-Магор штурмом удастся не раньше, чем он будет обращен в руины бомбардировкой, но где достать столько пороха и ядер? Ясно было и то, что упорствовать, продложая осаду, значит погубить собственное войско, возможно, еще до подхода основных имперских сил с маршалом Глагром во главе. Наконец, было ясно, что вера в скорую победу сохранилась лишь у немногих, а остальные призадумались: не слишком ли князь упрям? Легко ему быть упрямым за счет тех, кто без всякой пользы мерзнет в землянках и льет кровь!
– Собери командиров полков на военный совет, – сказал Барини оруженосцу. – Как он решит, так и будет.
* * *
Армия двигалась на запад.
Оставив для осады невзятого Ар-Магора восемь тысяч пехоты, и притом не лучшей пехоты, с незначительной артиллерией, Барини с основными силами спешил теперь навстречу маршалу Глагру. Возникнув неизвестно откуда, но вряд ли без причины, внезапно распространился слух: маршал разгромил посланный против него корпус генерала Хратта, и теперь имперская армия, почти не встречая сопротивления, быстро продвигается на выручку героической столице. Она уже вступила в Магор. Вы слышите? Дрожит земля от поступи имперских полков. Скоро, очень скоро решится: кто кого. Три к одному за Глагра! Нет, пять к одному!..
Несомненно, эти вести проникали и в город. Как – неизвестно. Возможно, через шпионов. Возможно, не без помощи почтовых нетопырей. А может быть, и древними тайными способами, неизвестными унганской деревенщине, зато превосходно изученными таким блистательным военным гением, каков маршал Глагр.
Так или иначе, в одно ясное утро осажденные узрели чудо: армия Барини потянулась гигантской змеей прочь от Ар-Магора. Опустели покинутые валы, исчезли с артиллерийских позиций страшные бомбарды, никто не копошился в траншеях. От множества палаток в лагере осаждающей армии осталось не более трети. А змея все ползла, перетекая с левого берега реки на правый по вмерзшему в лед наплавному мосту, повторяя плавные изгибы дороги; ее голова уже давно скрылась за холмами, а хвост еще топтал настил моста.
Змея уползала прочь.