– Перед вами всего лишь имперцы! – кричал Барини. – Вы много раз били их, побьете и теперь! Доломайте же им хребет, это нетрудно! Ваш князь сам поведет вас!
Лишь ближайшие «железнобокие» слышали его голос – для остальных он тонул в грохоте и треске боя. Но кто бы мог усомниться в значении неслышных слов?
Громадный княжеский палаш, блестя золотом витой гарды, со свистом покинул ножны.
– Палаши вон! В атаку! Унган и Гама!..
Он и знать не знал, что спустя полчаса маршал Глагр, постаревший и почерневший, но не утративший почтительности, а главное, изощренным чутьем ощутивший наступление переломного момента битвы, обратится к коронованному юнцу с оттопыренной губой:
– Вам лучше уехать как можно скорее, ваше величество…
Гаснет день. Битва выиграна, хотя не раз казалось, что победа недостижима, а поражение – вот оно. Осторожный Глагр все-таки сохранил кое-что в запасе и сумел подкрепить свой правый фланг, но тщетно. Медленно сжимаемая справа и слева имперская армия еще готова была распрямиться пружиной, перемолов врага на левом фланге и отбросив на правом, и тяжелая имперская кавалерия в отчаянном порыве прорвалась сквозь частокол пик в центре, вынудив Барини спешно затыкать дыру последними оставшимися в запасе эскадронами «железнобоких», и резервные бомбарды Глагра осыпали унганских стрелков картечью… И вдруг имперцы дрогнули – так ломается сгибаемая ветка, только у людей это называется психологическим переломом. Сначала один солдат, затем один полк и, наконец, вся армия показала спину, помышляя лишь о бегстве. Маршал прекрасно сознавал тщетность своих усилий наладить планомерное отступление. Бегущий солдат уже не солдат, он заяц, дичь. Ату его! Лощина за тремя холмами стала бойней, а в горле долины, прорезавшей Желтые горы, началась отчаянная давка. Где-то там, увлеченный людским потоком, крутился на лошади престарелый маршал, лупил беглецов, ножнами, кричал… А кончилось как всегда – рубкой бегущих.
Решительная победа Унгана. Но цена, цена…
Стоны множества раненых сливаются в тихий вой, и кажется, что сами холмы поют жалобную песню. Малыми группами и поодиночке шныряют мародеры, обыскивая мертвецов. Никто не препятствует им – закон войны есть закон войны, и не унганскому князю устанавливать здесь свои непонятные законы. Зато его военная медицина – лучшая на этой планете, недаром еще во время прошлой войны он распорядился открыть в Марбакау хирургическую школу. Во всяком случае, его хирурги моют руки и кипятят инструменты перед операцией, а если есть спиртное, то поят пациента допьяна. Удивительно, но они спасают чуть ли не половину раненых! А вон и дымки костров под большими котлами – греется вода. Ополченцы несут раненых, кое-кто ковыляет сам. В ближайшие сутки хирургам не придется ни есть, ни спать.
Легкоконный полк, отряженный преследовать бегущего противника, еще не вернулся – и не вернется, пока не достигнет южных отрогов Желтых гор, поршнем вытеснив из долины все, что осталось от имперских войск. Завтра армии придется идти по трупам. Часть имперских солдат рассеялась по ущельям, они не опасны, и нет нужды вылавливать беглецов. Вперед за Глагром! Добить! Армия выползет из ущелья на равнины Бамбра, как выползает из трещины в скале готовая к броску змея. Но – завтра. Усталость берет свое, и нет такой силы, которая заставила бы солдат двигаться. Завтра, завтра… На сегодня с них хватит.
Светлячками загораются первые костры – скупые костры. Здесь нет топлива, а запас почти иссяк. Мало воды, и она плоха. Надо скорее идти на юг, не то кровавый понос превратит армию в сплошной лазарет…
Докладывают о потерях. Что ж, могло быть хуже. Но трети армии нет, и это не считая легкораненых. Барини внешне бесстрастен. Сменив окровавленные доспехи и мокрый насквозь камзол, князь вновь блестящ и величествен. Он вновь победил самого Глагра. Кто в силах противиться ему?
Несут убитого лейтенанта Думбу. Арбалетный болт, пробив нагрудник, уложил беднягу наповал. У Барини пропасть младших командиров лучших качеств, чем Думба, но этот – из старых соратников. Он единственный, кто осмелился пустить стрелу в огненную дьяволову колесницу, и об этом знает вся армия. Досадная потеря. Поэтому князь подходит к носилкам, смотрит в лицо убитого героя и укрывает его тело своим плащом. Криков «да здравствует его светлость!» он будто бы не слышит – не раскланиваться же ему в ответ, как балаганному лицедею перед публикой.
Ведут пленников. Их много, хотя и меньше, чем хотелось бы. Дворян и богатеев отпустят за выкуп, половина которого пойдет в казну. Ландскнехтам предложат перейти на службу победоносному унганскому князю – пока еще князю, а скоро, видимо, императору. Князь щепетилен – не хочет короноваться, пока противник не повержен окончательно. Судьба пленных ополченцев менее завидна – впрочем, горожане могут рассчитывать на снисхождение, если поведут себя разумно. Возможно, князь сочтет уместным проявить великодушие в расчете на то, что оно когда-нибудь окупится. Совсем незавидна участь пленных священников – гнить им в тюремных подвалах.
Несут отбитые у неприятеля знамена. Их так много, что может показаться, будто одержана не просто значительная, но и окончательная победа.
Если бы так!
– Бог попустил вашей светлости разбить нас, – говорит один из знатных пленников. Его бархатный камзол столь изорван и запачкан, что не привлек внимания мародеров, голова перевязана грязной тряпкой, но гордость никуда не делась.
Слова пленника, пожалуй, переходят границу дерзости. Но ему везет – Барини, по-видимому, настроен благодушно.
– Бог всегда на стороне разума, – отвечает великолепный унганский князь, вызывая одобрительные шепотки свиты, и никто не знает, как внутренне потешается он над собой, жалким плагиатором. Позаимствовав вооружение и тактику у испанцев, англичан, шведов и так далее, сейчас он заимствует афоризм великого короля-еретика. Но Генрих Наваррский не в претензии – он не из этой вселенной и вдобавок давно умер. А здесь таких слов еще не слышали.
Жаль, пока еще нет повода сказать «пришел, увидел, победил». Победа у Желтых гор досталась недешево. Но сколько битв еще впереди! Хребет Империи треснул, но еще не переломлен, придется его доламывать. И тогда случай присвоить фразу Цезаря уж точно представится!
* * *
– Где твой флаер?
– В одном женском монастыре в трех днях пути отсюда. – Отто самодовольно ухмыльнулся.
– С ума сошел?
– Ничуть. Знал бы ты, какая это кошмарная вещь – продолжительное воздержание. Святые сестры долго не хотели меня отпускать.
– Тебя? Дьявола?
– Дьявол притягателен вдвойне. Аббатиса согласилась отпустить меня лишь ненадолго и только потому, что я обещал сделать ее верховной ведьмой.
– Оно и видно – похудел и почернел, – пробурчал Барини. – Горишь на работе. Многостаночник.
– И не говори. А ты, я вижу, тоже занят, на вызовы не отвечаешь…