Ответа на наш протест, естественно, не последовало, да мы и не очень надеялись. Если бы эсминец произвел хоть один выстрел, мы могли бы кричать на весь мир о вопиющем нарушении Вашингтонского договора. А так — ну зашел военный корабль, ну постоял на рейде, но ведь не навек же остался, ушел. В конце концов, наши антарктические станции тоже отчасти строились служивыми из строительных войск, и ни одна сволочь во всем мире не назвала это оккупацией и нарушением международного права.
Ясно было, что наши американские соотечественники сплоховали, — надо было им спровоцировать хоть один выстрел, пусть даже холостой.
В таком духе Конгресс и разослал ц.у. по всем станциям.
Всего мы потеряли процентов пятнадцать населения и процентов пятьдесят бывшего антарктического начальства. Наш Троеглазов, нисколько не веря в светлое будущее Свободной Антарктиды, высказал несколько мрачных прогнозов и остался — из чувства ответственности перед идиотами-подчиненными, как он выразился. Честное слово, я его зауважал. Правда, руководил он теперь только станцией Новолазаревская в выборной должности мэра.
Черта с два он руководил. Едва раскланявшись с избирателями, он скинул дела на зама и на следующий день отбыл на борту старичка «Ил-14» в Амундсен-Скотт в качестве главы делегации от Новолазаревской — чтобы, как он выразился, на Конгрессе «русским духом пахло». Насчет удара по обонянию не знаю, но Ерепеев вздохнул свободнее.
Чилийцы все же вывезли с острова Ватерлоо Типунова, пристава и тех наших «отказников», кто решил добираться домой через эту страну, похожую очертаниями не на страну вовсе, а на дождевого червя, вытянувшегося в предсмертной судороге. Вывезли они бывших «наших», между прочим, не на чем-нибудь, а на военном корвете, который пришел в Антарктиду не пингвинов считать, а привез крохотный гарнизон на станцию Родольфо Марш, автоматически превратившуюся в военный форпост. В тот же день примчался аргентинский транспортный самолет, чудом сел на раскисшую полосу близ станции Жубани и высадил — догадайтесь с трех раз — военный гарнизон в составе примерно взвода. Вскоре стало известно, что и чилийский корвет, и аргентинский транспортник, покинув Ватерлоо, нанесли визит на материк, высадив гарнизоны соответственно на станциях Бернардо О'Хиггинс и Эсперанса, прилепившихся к хвостику Антарктического полуострова.
Тут уже наше возмущение было услышано — не чилийцами и аргентинцами, а так называемым мировым сообществом. Ноты протеста посыпались как из рога изобилия. Представители России и Китая предложили ООН принять резолюцию, осуждающую агрессию, и применить к агрессорам международные санкции. Аргентина и Чили заявили о своем праве занимать ничейные территории. Мы зловеще предостерегали: будем защищаться.
Как? Чем? Об этом мы предполагали подумать когда-нибудь потом. В общем и целом, инцидент играл нам на руку. О Вашингтонском договоре теперь вспомнили многие. Вспоминали и о британо-аргентинских антарктических драчках полувековой давности с обстрелами и захватами баз. Кое-кто из американских сенаторов заявлял, что Соединенные Штаты должны выступить гарантом соблюдения договора, но на уровне официальной политики эти пугающие слова пока не звучали. Лишь две авианосные группы ВМФ продолжали настойчиво кружить возле наших берегов…
А мы выматывались, как каторжные, атакуя непровороченную громаду дел. Иногда казалось — все без толку. Но проходила неделя, другая, а там оглянешься — у-у, куда мы отшагали с тех пор! Честное слово, были моменты, когда я уважал себя. Раза два.
Едва оправившись после грабежа, американцы с Мак-Мёрдо первым делом выставили из Антарктиды группу, финансируемую НАСА и занятую поисками метеоритов, некогда упавших на купол.
Тут нужно сделать маленькое пояснение. Метеориты находят повсюду, и вообще в мире сейчас царит настоящий «метеоритный бум» — счет одним коллекционерам, не говоря уже о серьезных дядях, идет на тысячи. Устраивают ежегодные ярмарки — продают, покупают, меняются. Так вот, на антарктическом побережье есть три-четыре места, где ползущий к океану ледник натыкается на скалы, ну и вздымается кверху, ломаясь. Под солнечными лучами выпертые наверх обломки понемногу испаряются, так что содержащиеся в них камни (а какие камни, кроме метеоритов, могут оказаться в толще льда?) выступают на поверхность и накапливаются в узкой полосе возле скал. Там самые настоящие метеоритные ловушки, и одна из них недалеко от Мак-Мёрдо.
Ну вот НАСА и организует ежегодные антарктические экспедиции по сбору небесных каменюк. Рыночная цена углистого хондрита доходит до нескольких тысяч «зелененьких» за грамм, но еще больше ценятся камни, выбитые некогда с поверхности Марса, а паче того — Луны. Почему Луны, когда она ближе к нам, а Марс дальше? Вот именно поэтому. Ближайшая цель! Если кто-то, несмотря на заявления президента США, до сих пор думает, что американцы после «Аполло» решили навсегда оставить наш естественный спутник в покое, потешив гордыню и удовлетворившись чисто земным господством, то умом он сродни сосновому полену — нет, не тому, из коего вытесали мелкого хулигана Буратино, а соседнему, из которого никого не вытесали.
Я уже не говорю о том, сколько стоит песчинка с Луны у коллекционеров! Зря, что ли, два негра из НАСА, пылесосившие скафандры вернувшихся с Луны астронавтов, стали миллионерами!
Короче говоря, ребята с Мак-Мёрдо спровадили восвояси охотников за небесными каменюками, отобрав у них все, что те успели найти. Метеоритчики протестовали, ну а мы-то тут при чем? Знать надо, куда летели. Разве мы, антаркты, не собственники своей земли и всех камней, что на ней валяются? Метеориты ничьи лишь до тех пор, пока летают в космических далях.
Говоря короче, мы специальным декретом приравняли метеориты к полезным ископаемым, а полезные ископаемые объявили общенациональной собственностью. Пока это была не бог весть какая статья дохода, но, как известно, с миру по нитке — голому рубашка. Я вспомнил, что в оазисе Ширмахера на берегах озера Унтерзее имеются немалые запасы мумиё, и сейчас же в Новолазаревскую пошла радиограмма: отрядить всех свободных людей на сбор этой гадости — валюта! Китайские коллеги немедленно нашли в Шанхае оптового покупателя, и Тейлор был уже склонен согласиться продать ему всю добычу на пять лет вперед. Моисей Соломонович, перебравшийся в Амундсен-Скотт, брызгал слюной, обзывал нас «умственно недоразвитыми идиотами» и махал на Тейлора руками, как ветряная мельница. В тот же день он добился более выгодных условий от фармацевтических компаний Индии и Турции. В итоге мы подписали контракт на оптовые поставки все-таки с Шанхаем, но уже на наших условиях.
Удовлетворенный Коган прочел нам длинную лекцию и всем смертельно надоел. То же самое можно было сказать одной фразой: «Мы не банановая республика!»
Кто бы сомневался. Покажите мне в Антарктиде хоть одно банановое дерево, и я сейчас же признаю ваше право нести в моем присутствии любую лабуду.
Кстати, о деревьях. Одной испанской мебельной фирме мы продали хвойную рощицу, что росла в кратере Эребуса, согреваемая подземным теплом. Деньги на бочку — и самовывоз. Я только присвистнул, прикинув, в какую сумму обойдется испанцам заброска на Эребус лесорубов и транспортировка древесины. И какую такую мебель (без сомнения элитную и баснословно дорогую) можно сработать из елки — загадка. Смола же потечет! То ли эти мебельщики владели хитроумной технологией обработки смолистых пород, то ли вообще собирались фабриковать не мебель, а что-то другое — не знаю, не знаю… Наше дело — сторона.