Пока шли, Ломаев проклял все на свете. Коган то и дело останавливался, цокая языком. Его интересовала каждая мелочь: и почему католический храм Святой Троицы называется круглой церковью, хотя здание вполне себе ортодоксальное, только сбоку к нему неизвестно зачем приторочена диковинная шарообразная пристройка, и какого стиля фасад вон того дома, и положено ли в Женеве давать чаевые таксистам, и случаются ли в Швейцарии землетрясения, а если случаются, то какой силы, и почему это на Рю-де-Лозанн так много полиции — всегда так или ожидается прибытие очередной орды антиглобалистов?
— Зачем вы сюда приехали? — рыкнул Ломаев, потеряв терпение. — Достопримечательности рассматривать? Стыдно!
Он понимал, что сгоряча сморозил чушь. Но и Коган хорош! Не видит, что ли, что человек на взводе? Достало уже все! На-до-е-ло! Осто…ло!
— Уй, не делайте мне смешно! — с живостью отозвался Моисей Соломонович. — Разве где-то запрещено совмещать приятное с полезным? Где? Покажите мне документ. Я таки стар, Гена, а еще столько всего не видел! Кому таки будет хуже, если я остановлюсь и слегка себе поглазею, а? Неужели Антарктиде?
— Мне, — буркнул Ломаев.
— Ну, вы уж потерпите… Один умный грек, Гена, советовал наблюдать конец жизни. Вот я и наблюдаю. Пока жив, изучаю жизнь во всех ее проявлениях, а буду помирать — не откажу себе в удовольствии понаблюдать за этим процессом… Да вот, кстати, мы и пришли. Не уходите, у меня к вам таки есть небольшой разговор…
Кто бы сомневался, что разговор таки есть… Пришлось подняться в номер. От вызывающей роскоши хорошего люкса Ломаев свирепо засопел. Как видно, наблюдая жизнь во всех ее проявлениях, Моисей Соломонович предпочитал наблюдать (и осязать) проявления приятные.
За счет нищей Свободной Антарктиды, между прочим!
Если бы это хоть к чему-нибудь привело… Теоретически Ломаев был знаком с нехитрой истиной: хочешь внятных дивидендов — не мелочись, вкладывайся по-крупному. Но где они, дивиденды? На каком горизонте их высматривать? Нет такого горизонта…
— Ваш номер прослушивается, я так думаю, — сообщил Коган, доковыляв до кресла и с наслаждением в него опустившись.
— А этот — нет? — спросил Ломаев, присев на диван.
— Надеюсь, пока нет. А разговор у нас с вами, Гена, будет не для чужих ушей. Вы, наверное, думали, что Коган приехал уговаривать вас изменить линию поведения, а? Что он хочет уговорить вас обещать всему миру покрыть убытки за счет Антарктиды? Так вот, ничего подобного Коган не собирался…
— Ничего себе — покрыть убытки! — не выдержал Ломаев. — Там триллионы! Что в лоб, что по лбу — один черт, кабала!
— Не совсем, Гена, не совсем… Уж вы мне поверьте, я в этих делах как-нибудь не мальчик. Долги бы нам реструктурировали, это я вам говорю, а мы бы растянули выплату лет примерно на тысячу. И это был бы самый приемлемый вариант, если бы не два обстоятельства… Может, сами назовете первое?
— Бесполезно. От агрессии это нас все равно не спасет.
Моисей Соломонович расплылся в улыбке:
— Приятно поговорить со здравомыслящим молодым человеком! Но готов спорить: второе обстоятельство вы ни за что не назовете. Нам таки не придется платить никому, потому что Свободная Антарктида в состоянии отразить любую агрессию! У нас, Гена, есть оружие. Можете себе представить, мы совсем недавно научились управлять им, пускай не очень уверенно…
— Какое еще оружие? — перебил Ломаев.
— Секретное. Таки даже сверхсекретное. Поэтому не спрашивайте у Когана подробностей. Коган их не знает и знать не хочет. Мало кому из антарктов вообще известно, что оно у нас есть. О секретах такого уровня не кричат на весь Привоз. С этим оружием работает один человек. Кто — об этом знает Тейлор, да и тот не имеет понятия где…
— Какое оружие? — крикнул Ломаев.
— Уй, не надо так шуметь… То самое оружие, Гена, при помощи которого Антарктида поменялась местами с райскими островами в Тихом океане… Случайная находка вмерзшего в лед… м-м… устройства внеземного происхождения и случайное срабатывание от неумения им пользоваться. Собственно, это больше транспорт, чем оружие, но ведь и велосипедом можно таки основательно ударить по голове. Почему нет? Вам еще повезло, что Антарктиду не выбросило куда-нибудь на Марс…
В то время как Моисей Соломонович дребезжал противным старческим смешком, радуясь своему сомнительному остроумию, Ломаев испытал сильнейшее разочарование. Сначала из глубин памяти резвым поплавком выплыл слышанный еще в детстве стишок: «А у нас сосед соседа бил вчера велосипедом…» Затем воображение нарисовало картину побиения, осуществляемого почему-то в тесном коридоре коммуналки, где от каждого велоразмаха со стен с грохотом сыпались вешалки, лыжи, корыта и прочий инвентарь. И уже потом припомнились сенсационные статейки в дешевых газетенках, толкующие о геофизическом оружии антарктов, сетевая дребедень на ту же тему и прочая дурь полосатая. Вообще-то Ломаев не очень следил за прессой, бумажной и электронной. У него не было на это времени. Но не далее как вчера в фойе Пале-де-Насьон смазливая корреспондентка задала ему вопрос: располагает ли Антарктида неизвестным человечеству оружием? Ломаев отвечал отрицательно, не забыв, правда, упомянуть о том, что любой агрессор встретит со стороны Свободной Антарктиды достойный отпор и сильно пожалеет о своей опрометчивости. Обычная бравада, только и всего.
— Моисей Соломонович! — сказал Ломаев, морщась от неловкости. — Уж от кого-кого, а от вас я этого не ожидал… Ну какое еще устройство для перемещения плит?.. Вы же не геофизик!
— Вот именно, молодой человек, — ничуть не смутился Коган. — Конечно, я не геофизик. Геофизик и не должен заниматься этой работой, он слишком много знает за геофизику…
— Что вы хотите сказать?
— А я еще не сказал? Уй, какой вы непонятливый! Когда я иду купаться в море, мне не нужен океанолог. Я просто купаюсь. Когда я накладываю, пардон, на чирей ихтиоловую мазь, мне не нужен ихтиолог. Вы понимаете?
— Не очень. По-вашему, любой геофизик — чересчур широкий специалист?
— Специалист широкий, зато взгляд узкий. Кто твердо знает, что можно и чего нельзя, тот таки обязательно пренебрежет тем, чего нельзя.
— Ага, — озадаченно сказал Ломаев. — Кажется, понял. Шоры доктрины. Французская академия и камень с неба. Лавуазье сел в лужу.
— Слушайте, что мне ваш Лавуазье! Вы мне таки еще не поверили?
В ответ Ломаев развел руками, загудев:
— Ну вы сами подумайте, Моисей Соломонович… Ну шиза ведь!.. Ну глупость же штампованная… Подать это как дезинформацию — это я еще понимаю… Хотя нет, тоже глупо. Ну кто этому поверит?! Кретин разве что, так ведь наши враги не кретины…
— Умный не поверит, — с удовольствием согласился Коган. — А вы как себе думаете, Гена: почему мы допустили утечку? Да очень просто: нам таки это безразлично! На нас в любом случае нападут, это так же верно, как то, что я родился на Госпитальной. А мы — хе-хе — преподадим им маленький урок. Отправим, например, Антарктиду назад — пусть силы вторжения как следует померзнут. Там сейчас полярная ночь. Сколько примерно градусов ниже нуля?