– В которой не хватает только хорошего изумруда? – понимающе спросил Феликс.
Леня затряс головой. Замотались туда-сюда рыхлые щеки.
– Нет... То есть да, не хватает, но это же не повод... У меня два берилла есть, это по химсоставу одно и то же...
Так. Леня знал об изумруде.
– Зато не одно и то же по цене и красоте, не так ли?
– Один так даже правильный кристалл... – Леня словно не слышал. – Гексагональная сингония... такая, знаете ли, удлиненная призмочка, вроде как тупой карандашик...
– Где изумруд? – в упор спросил Феликс.
– Не у меня! – страдальчески воскликнул Леня. – Правда! Ну хотите, обыщите комнату... Да я из нее вообще не выходил, как я мог шарить у Бориса Семеновича по карманам! Он же мертвый там сидит... я так не могу... это все равно что могилы грабить...
Мы с Феликсом переглянулись. Либо Леня ничегошеньки не понимал, либо держал нас за дурачков.
– Оставим гробокопательство в покое, – резко сказал Феликс. – Мы знаем, что ты не крал камешек у мертвого владельца. Ты отнял камешек у живого или умирающего. Нам нужны подробности.
С минуту Леня таращился на нас, разинув рот, – ни дать ни взять жаба, проглотившая какую-то едкую гадость. Потом до него дошло, и он затрясся. Секунду спустя у него прорезался голос:
– Да вы что?! Вы правда думаете, что я убил?!..
– Почему бы нет?
– Блин! Блин и блин!!!
– Виталий, – ровным голосом сказал Феликс, чуть скосив глаза в мою сторону, – ты случайно не знаешь, какой камень больше всего ценится после алмаза? Я имею в виду рыночную стоимость.
Это я знал. Действительно случайно. Сунул однажды нос в справочник по драгоценным камням – понадобилось для романа о Перееханном Дрезиной.
– Изумруд, – уверенно ответил я. – Устойчивое второе место. Конечно, при прочих равных, как то: размер, чистота и так далее.
– А разве не рубин? – удивился Феликс.
Сейчас он делал вид, что не обращает на Леню никакого внимания. Тоже нарочитая пауза, только скрытая.
– Рубин и сапфир ценились выше изумруда, пока их не научились делать искусственно, – пояснил я. – А изумруды не делают до сих пор.
– Не умеют?
– Точно не знаю. Наверное, нерентабельно.
– Ага, – глубокомысленно сказал Феликс, метнув на Леню беглый взгляд. – А сколько такой камешек может стоить, как ты полагаешь?
– Да я его почти не видел, – ответил я, пожав плечами. – Если чистый и если в нем действительно карат двести... И смотря на каком рынке...
– На черном. Ну? Хоть примерно.
Я покачал головой.
– Сотни тысяч, наверное. Это как минимум. Я не могу ручаться даже за порядок...
– В зелененьких?
– В них.
– Зеленью за зелень, – кивнул Феликс и вновь обратился к Лене. – Ты согласен с оценкой? Не знаешь? Ну да, понимаю, ты, конечно, не собирался его продавать. Тебе просто очень-очень хотелось иметь его в своей коллекции, верно?
– Нет! – Леня затряс щеками.
– Неужели не хотелось?
– Нет!!!
– Я где-то читал, что человек генетически не способен равнодушно смотреть на две вещи: открытый огонь и правильный кристалл. Это не так?
– Не знаю!
– Вот как?
Феликс подался вперед, да и я тоже. Вид Лени был ужасен: трясущиеся щеки, выпученные глаза, обильный пот, а главное, пена в углах рта. Однажды мне пришлось участвовать в усмирении бьющегося в припадке эпилептика – удовольствие ниже среднего. На мою долю выпало держать ноги. Я попросту уселся на них, и меня то и дело подбрасывало на метр.
Эпилептиком Леня не был. Я почувствовал большое облегчение, когда он вынул из кармана несвежий носовой платок и вытер толстые губы. Повышенное слюноотделение, и только.
– Блин! – Злость в нем боролась с испугом и побеждала. В голосе послышалось прежнее бульканье. – А вы кто такие, чтобы расспрашивать? А? Милиция?
– Вот он милиция! – гаркнул Феликс, указав на меня, и я нехотя кивнул. Моя-то функция заключалась главным образом в том, чтобы надувать щеки, но и это было противно, а вот Феликс, по-моему, здорово перегнул палку. – Итак, начнем сначала. Ты видел у Бориса Семеновича изумруд, правда?
Леня тяжело дышал.
– Ну, видел... Дальше что?
– Когда? Где? При каких обстоятельствах?
– Он мне сам показал. Сижу как-то раз на диване, телевизор смотрю, а тут он входит. Пьяный вдрызг. Вокруг кресла пустые, а он плюх ко мне на диван и ну нести всякую ахинею... А потом взял да и показал.
– Подробнее! Что он говорил?
– Да ахинею он нес, бред какой-то... Что-то насчет настоящих хозяев Земли, что живут где-то там... то ли в земной коре, то ли еще глубже, я так и не понял. Чистая бредятина. – Леня очень знакомо хрюкнул. – Трепался о том, что, мол, мы должны быть незаметными, чтобы не рассердить хозяев... или не разбудить, я точно не помню. Он много чего болтал... А потом взял да и показал мне камешек. С ладони. Мол, вот это ерунда, такой ничтожной пропажи хозяева и не заметили бы, зато всякие там шахты, водохранилища, отравление среды – этого они терпеть не станут...
Да, он и вправду был сумасшедшим, этот Борис Семенович, подумал я. Потеря ценностных ориентиров, навязчивые идеи шизофреника... Помнится, нам с Феликсом он демонстрировал изумруд точно при таких же обстоятельствах.
Интересно, кому еще он его показывал? Всем и каждому?
– Когда это было? – спросил Феликс.
– Дней пять назад... а может, шесть. На следующий день после того, как он приехал со своими этими...
– Телохранителями?
– Угу.
– В тот момент больше никто не мог видеть камешек?
Леня снова замотал щеками. Так машет ушами отряхивающийся спаниель.
– Никто... Хотя нет, телохранитель мог видеть. Он пришел и увел его спать.
– Коля или Рустам?
– Тот, что пониже. Коля.
– Долго же ты готовился, – посочувствовал Феликс. – Целых шесть дней. Шесть, не пять, я подсчитал. Что, выбирал момент, когда телохранителей не окажется поблизости?
– Да не я это, не я! – завопил Леня в исступлении. – Как бы я мог? Когда? Вы же сами видели: я с вами наружу вышел, когда Мариванна позвала...
– А до того?
– У себя в номере я был до того! Вот тут вот был! – Он хлопнул толстой рукой по кровати. – Мариванна закричала, и я выскочил. Все видели! А если вы хотите сказать, что я замочил его прямо здесь, так ищите кровь! Ищите, ищите! Внимательнее! Я мог попытаться ее замыть!