Чашка как чашка. Фарфоровая, в цветочек. Сижу это я с утра в своем закутке, никого не трогаю, паяю схему. И как на грех: нет бы тому пожарнику, как всегда, мимо пройти – сунул-таки он нос за стеллажи, а там я. И из чашки вьется парок приятный – только что отменно заварил.
– Та-ак, – говорит со значением. В лаборатории сразу тихо стало. – Нагревательными приборами пользуемся?
В ответ я молча демонстрирую ему дымящийся паяльник – вот, мол, мой нагревательный прибор, он же орудие труда, и отвали, не мешай техническому прогрессу. Не тут-то было: пожарник явно имел в виду мой чай и сделал на него стойку, как сеттер.
– Ну и что? – говорю тогда, не отрываясь от схемы. – Разрешение на электроплитку у нас имеется. Для технологических целей.
Другой бы отстал, а этот – нет. Настырный. Видно, похмелиться срочно надо, а для этой задачи, по его мнению, лучше технического спирта ничего не придумано. Я бы этому вымогателю налил, хоть и жалко – спирт для дела нужен, – так ведь он, гад, вместо благодарности с дерьмом меня смешает, чтобы показать, кто тут главный человек. Полип, прилипала зловредная. Посему делаю морду кирпичом и продолжаю ковыряться в схеме.
– Та-а-ак, – сипит он с большой и светлой радостью в сипе, ощупав холодную электроплитку. – Правил противопожарной безопасности не знаем? А ну, сей момент давай сюда кипятильник, составлю акт.
Ага, разбежался.
– Какой кипятильник? – изумляюсь я, оглядываясь по сторонам. – Где вы видите кипятильник?
– А это что? – тычет он в кружку.
– Чай, – констатирую я. – Черный, байховый. Зеленого не употребляю, он мочегонный. А вы что подумали? Пиво?
– Так, – гонит он в азарте. – А чем воду кипятил?
– Взглядом, – отвечаю я так серьезно, что за стеллажами кто-то начинает сдавленно хихикать. – Хотите научу? Кстати, попрошу не тыкать. Не люблю.
Тут-то он и озверел. С похмелья это запросто. Шасть мимо меня – и ну выдвигать ящики стола, будто я такой глупый, что держу там незаконный кипятильник. Ничего он там найти не мог, но я и этого не стерпел. Сыскарь какой. Хамить мне не следует. В общем, положил я паяльник на подставку, неторопливо встал, взял пожарного ревнителя за штаны и воротник, ну и… Ох, и верещал же он, когда я тащил его через всю лабораторию и в коридор выкидывал! А через двадцать минут я уже стоял перед начальником отдела.
– Ну что, доигрался, Святополк Окаянный? – говорит он мне, и вижу – расстроен. – Не мог по-хорошему? Да ты не стой, сядь, объясни толком.
Хоть и злой я был в тот момент, а начальнику тыканье на вид не поставил. Он у нас хороший мужик, хоть и сильно верующий, отчего не может называть меня Святом, как другие, а «Святополк Всеволодович» еще не всякий выговорит. Посему я для него либо просто Святополк, либо Святополк Окаянный – смотря по обстоятельствам.
– Нельзя по-хорошему с хамами, – отвечаю. – На шею сядут.
– Давно сели и ножки свесили, – говорит. – А ты, скажешь, у меня на шее не сидишь?
Я молчу.
– Нет, техник ты классный, – продолжает он нехотя. – К электронике у тебя талант редкий, не спорю. Такие люди нам во как нужны! Отсрочка от армии у тебя здесь есть? Есть. Давал я тебе заработать при любой возможности? Давал, а?
– Было дело, – сознаюсь.
– Ты когда диплом получишь – через два года? Так слушай: через год ты уже сидел бы у меня на инженерной должности, а через два стал бы ведущим, но это так, сам понимаешь, для разбега. Ну сам посуди, кому сейчас охота двигать отечественную технику? Так что конкурентов у такого самородка, как ты, было бы немного, это я тебе говорю. Таких людей сейчас вверх толкать надо, иначе они уйдут в эти, как их… риелторы или еще куда похуже. Я бы тебе отдельную лабораторию выбил, клянусь! А лет в тридцать ты бы уже сидел на моем месте, если я вверх пойду, или стал бы начальником какого другого отдела. Тут уже возможности, сам понимать должен, совсем другие. И это было бы только начало! А ты что натворил, злодей? Хмыря пожарного за дверь выкинул? Ну и зачем?
– У нас на двери висит список тех, кому можно к нам входить, – говорю я тогда уже из чистого упрямства. – Что-то никаких хмырей пожарных я в нем не видел.
– Дурак! Этот гад уже телегу директору накатал – на тебя и на меня заодно. Ты что делаешь, Окаянный? В прошлом году медведку зачем-то на клумбе поймал и в обед выводил гулять на ниточке, как раз на директора напоролся. Это я стерпел… Кстати, что ты потом с той медведкой сделал?
– Надоела. Тупая. Посадил в керосин.
– И что? – спрашивает с любопытством.
– Жила три дня.
– Ладно. Энтомолог в тебе проснулся, так и занимался бы энтомологией потихоньку. Но ведь ты же у нас еще и цветной металлург! В том же году нашел где-то свинцовый кабель, грязный весь, девяносто кило весом, и что ты сделал с ним, Святополк? Сдать по-законному попытался! Три месяца на это убил, надоел всем! Уж лучше бы ты тот кабель через забор переправил – и в пункт приема цветмета! Поймали бы – ну и хрен с тобой, а мне бы легче дышалось. Отдел-то зачем подставлять? Других дел у тебя не было?
– Да так, – пожимаю я плечами, – интересно стало: примут – не примут?
– Принять-то приняли, когда ты всех достал, а потом что? Отделу на нынешний год план: сдать сто пятьдесят кило свинца, а где я его возьму? Поди докажи, что у нас свинец только в припое. До сих пор эта бодяга тянется…
– Какой еще план в наше время? Бред…
– Ты на время не кивай. Мы не выполним – нас взгреют. А в этом году ты что учудил? Ну заполз на территорию пьяный бич, ну проспал ночь под кустом, сам объяснить не способен, как колючку и сигнализацию преодолел, и до сих пор никто этого понять не может, а тебе что за дело было, Окаянный? ВОХРа проморгала, так с нею без тебя разберутся кому надо. Зачем было говорить ему, что знаешь, мол, где можно поправиться, и дорогу к приемной директора показывать? Бич прямо в приемную и вперся, дебош там учинил… Что молчишь? Скучно тебе? Весело жить хочешь? И это я только крупные твои хохмы перечислил, а сколько мелких было?
Молчу и не знаю, что ответить. О чем он? Какие такие мелкие хохмы? Да разве это хохмы вообще? Это жизнь! Суровые будни!
Но о том, что скоро мне предстоят будни более суровые, уже догадываюсь.
– Значит, так, Святополк Окаянный, – кривится начальник отдела и ладонью по столу пристукивает – dixi, значит. – Отмазать тебя на сей раз я не смогу. Извини. Если не после медведки, то после пьяного бича директор тебя хорошо запомнил. Короче говоря, иди и пиши заявление по собственному желанию, если не хочешь быть уволенным по статье. Кошмар! Кретинизм всмятку! Только-только для отдела большой заказ выбил, с кровью, можно сказать, выцарапал, толковые люди нужны позарез – а этот герой пожарниками швыряется! Будь добр, уйди с глаз, видеть тебя не могу…
Я и ушел. Писать заявление. Через месяц уже «Не плачь, девчонка» орал, направляясь строем в столовку и из столовки. В строю был почти что один я, потому что служить мне выпало в такой части, где на тридцать офицеров приходился один рядовой.