Мог бы не напоминать. Всевозможные ошибки начинающих парашютистов накрепко отпечатаны в мозгу. Несколько часов кинохроники. Можно надеяться, что я не позволю своим позвонкам ссыпаться в плавки.
– Не дрейфишь?
– Нет.
– Ну и правильно.
Отступив на шаг, он осмотрел меня критически-снисходительно.
– Эх, мне бы вместо тебя сходить, парень…
– А какой смысл? – пожал я плечами. – Считается, что если кто и сможет задержаться внутри этой гадины, так это я.
– А ты сам как считаешь? – с интересом спросил он.
Я пожал плечами. Никак я не считал, если по-честному. Вышвырнет так вышвырнет. Лишь бы только вверх, а не настильно, как второго добровольца. Ему не помог парашют. Его ничтожный шанс выжить перечеркнула опора пулеметной вышки…
Едва заметное шипение в наушниках чуть-чуть усилилось.
– Алеша? – донесся знакомый голос.
– Я.
Инструктор удивленно вскинул брови, но сейчас же понял, кому я ответил.
– Тебя неважно слышно, – озабоченно сказал Максютов.
Спохватившись, я вернул дужку микрофона на законное место, к самым губам.
– Прошу прощения… Все в порядке.
Я не обратился к нему ни как к Анатолию Порфирьевичу – да это было и немыслимо при посторонних, – ни как к генерал-лейтенанту Максютову. Уже первый доброволец имел приказ не употреблять в радиоразговорах имен и званий… как японским летчикам некогда было разрешено не использовать в бою форму «уважаемый сэнсей» при обращении к старшему по званию – для их же блага.
Правда, никому из добровольцев это еще не помогло.
– Теперь слышу, – отозвался Максютов. – Мы готовы, Алеша. Ты как?
– Только что закончил подгонку снаряжения.
– Не торопись. Когда почувствуешь себя готовым – дай знать.
– Я уже готов.
– Уверен?
Я вдруг испугался. Если мне запретят войти в объект прямо сейчас, я не знаю, что будет… Скорее всего я просто не выдержу и сбегу.
– Уверен, товарищ генерал-лейтенант. – Я рассудил, что вне объекта приказ имеет силу лишь условно. – Я готов. Как там мой пульс?
– Учащен, но не слишком. Ну, раз готов… Ни пуха тебе, Алеша!
– К черту, – ответил я.
Инструктор счел уместным дружески хлопнуть меня по плечу – держись, мол. Я кивнул ему в ответ – мол, постараюсь.
От бункера к объекту был заметный уклон, ноги сами несли меня, хотя на первом десятке шагов слушались явно хуже обычного. Я рассердился. Не хватало мне еще, чтобы подлая телеметрия донесла в бункер, что у майора Рыльского от страха ноги отнялись!
Не дождетесь. Никто от меня этого не дождется, даже Монстр. Нет, я вовсе не лишенный страха дурак, я тоже боюсь Монстра, пожалуй, не меньше Шкрябуна, но гораздо сильнее я его ненавижу. Если бы я знал способ уничтожить его, хотя бы испепелив вокруг местность в радиусе сотни километров, я сделал бы это с огромным удовольствием. Он враг, подлежащий уничтожению. Он сильнее нас, а значит, в борьбе с ним хороши любые средства и никакие издержки не покажутся чересчур большими…
С этой мыслью я налетел на первый барьер и продавил его. По-моему, это у меня получилось даже легче, чем в первый раз. В отличие от моих предшественников, я даже не сбился с шага. Нет, все-таки злость – великий двигатель…
В полушаге от черного зева туннеля я оглянулся. Часовые на вышках смотрели в мою сторону. Сверкали блики на объективах, приподнятых над крышей бункера. Пыля по ломкой траве, разматывая за собой кабель, меня догоняла гусеничная тележка-ретранслятор с антенной на торце телескопической штанги. Моя связь, моя ненадежная страховка, нелепая пуповина, якобы соединяющая с нашим миром того, кто шагнул в мир Монстра…
Я махнул рукой им, остающимся в нашем мире.
Затем шагнул вперед.
Меня бросило в холод. Может, и от страха, хотя скорее оттого, что в туннеле было намного прохладнее, чем снаружи. Пожалуй, градусов двадцать – двадцать пять, не больше.
Я знал об этом, но все же резкая смена температур поразила меня. Словно, нагревшись на пляже до ленивой истомы, с разбега кинулся в воду.
Самое скверное, оно же и неизбежное – это ассоциации… Больше всего туннель напоминал пищевод громадного зверя, если не считать того, что стены тускло светились. Никаких прямых углов, хуже того, мой глаз не замечал даже поверхностей второго порядка. Все здесь было гораздо сложнее… Туннель – но не круглый в сечении, вдобавок с какими-то наростами на стенах, сильно напоминающими бляшки склеротических сосудов при большом увеличении, нишами, кольцевидными структурами, расположенными нерегулярно, без всякого подобия системы. Иногда по стенам пробегала дрожь, всегда как-то вдруг, судорожными волнами, неприятно похожими на перистальтику. Кто сказал, что Монстр не животное? Топорищев и Фогель? Так они здесь не были…
Воображение немедленно нарисовало мне липкую слизь, тонким слоем покрывшую стены, да оно и похоже было. Поборов отвращение, я провел пальцами по уродливому наросту. Ничего… Ну, то есть совершенно сухая, теплая, гладкая на ощупь стена. И никакой ответной реакции.
Ровнее всего был пол, чуть пружинящий под ногами, как тартан, почти плоский и только возле стен закругляющийся вверх. Понятно, отчего наши роботы прошли столь легко… Что роботы – пожалуй, здесь без особых проблем смог бы проехать небольшой грузовик.
Я оглянулся. Изнутри объекта барьер при входе в туннель был отчетливо виден – непрозрачный занавес из прихотливо переливающихся световых бликов. И вдруг из него, едва не попав мне по каске, хищно высунулось какое-то разверстое хайло, широкая беззубая пасть, к моему ужасу – прямоугольной формы. Инстинктивно я отскочил в глубину туннеля этаким балетным, едва ли не с зависанием в воздухе прыжком, но тут же сообразил, что это всего-навсего вдвинулась в туннель штанга с рупорной антенной моего ретранслятора. Тьфу. Померещится же…
– Алеша, ты слышишь? – зашуршало в наушниках.
– Да, – сказал я. – Да.
– С тобой все в порядке? – озабоченно спросил Максютов.
– Лучше не бывает.
Успокоившись, я не очень-то врал. На самом деле здесь было довольно комфортно, если не считать особенно острого осознания того, что человек внутри Монстра находится в полной его власти. Еще не так страшно, если он плюнет тобой в небо. Хуже, если вниз, в землю. Возможно, именно этим закончилась четвертая попытка человека прогуляться по здешним коридорам – связь с добровольцем, один раз уже побывавшим внутри и повторившим попытку, попросту прервалась. Он, конечно, погиб, хотя официально «пропал без вести».
– У тебя пульс сто десять, – сообщил Максютов.
– А вы не пугайте своим железом…