– Что там, Алеша? – загремело в наушниках. Ага, наладили связь. Даже любопытно, что они там, вовне, используют в качестве ретранслятора-невидимки под лучами прожекторов. Наверняка что-нибудь очень простое, как лапоть, без всякой посторонней вычурности, но эффективное. Российский стиль.
– Вы же видите, – буркнул я, поставив Настьку на пол и разминая затекшие руки. – Стена.
– Что собираешься делать?
– Как всегда. Ждать.
Максютов умолк. Я сел на ближайший твердый нарост, сперва брезгливо проведя по его шершавой поверхности ладонью, чтобы убедиться в отсутствии слизи. Настьку посадил на колени. Она тотчас заявила, что хочет няняку.
– Чуть попозже, солнышко.
Нет, она нисколько не испугалась. Трудно пугаться, не сознавая того, где находишься и что с тобой могут сделать.
– Дяй няняку!
Я сдался и отломил ей половину «сникерса». Пусть мусолит.
Она и мусолила, как всегда, причмокивая и размазывая шоколад по щекам. Ну и ладно. Щеки вон какие, есть что мазать. Та еще картина: на подсохшей болячке Монстра сидит грязный после падения, почти голый мужик с парашютом, держа на коленях сосущую «сникерс» дочь – тоже почти голую больную одиннадцатилетнюю девочку с начавшей набухать грудкой, кретиническим взглядом и измазанными щеками. Сидит, болван, мучается неизвестностью и ждет, что будет.
Воспользоваться, что ли, фильтром ненужных мыслей?
Шар холодного огня раскрылся, предлагая аксессуары. Ну нет! Обойдусь как-нибудь своими силами.
Ждать пришлось довольно долго. Настька измусолила половину батончика и потребовала:
– Папа, водя.
Из другого кармана парашютного ранца я достал плоскую фляжку с подкисленной водой.
– На. Много не пей, еще пригодится.
Разумеется, дочь не обратила на предостережение никакого внимания – пришлось отобрать воду.
Настька захныкала. Я подчеркнуто не обратил внимания. Пройдет. Даунам не свойственна истерия. Ох, Настенька… «Тесет лусей»…
Что-то громко хрустнуло подо мною. Сорвав дочь с колен, я вскочил. Нарост, на котором я сидел, лопнул сразу в нескольких местах, из трещин вытекало что-то похожее на гной. Пол сотрясся дрожью. Небольшая ровная площадка под нами медленно-медленно проседала, с мучительным напряжением пытаясь стать дном круглой ямы. Уродливые наросты по ее краям корежило и сминало, кора на них глухо лопались.
– Алексей! Что происходит?
Я откашлялся прямо в микрофон.
– Как обычно. Он пытается поглотить нас. Но у него плохо получается.
Ох, как я желал, чтобы не получилось!.. Но чувствовал: получится. В этой гадине еще много сил, она устроит нам карусель по залам и пещерам ради полноценной эмоциональной жизни! Можно только уповать на то, что не начнет с колодца Великой Скорби…
Яма натужно углублялась у нас под ногами. Мы опускались вниз, словно в медленном грузовом лифте. Потрескавшиеся края начали заворачиваться у нас над головой.
Ну давай, не тяни. Раз уж решил – глотай! Жри, сволочь! Все равно у нас нет другого выхода. Даже если Максютов разочаруется в своей отмычке, вовсе не факт, что то же самое сделает Первый Шеф.
Края ямы медленно сомкнулись над нами. Каверна. Сверху на мое плечо упал комок липкой слизи, я брезгливо стряхнул его. Пискнула Настька. Стенки каверны сжимались как бы через силу, но неотвратимо. Сейчас нас облепит эта дрянь…
Бр-р… Облепила. Нечем дышать. Ну?!
Язык отсох?
«ПОЛНОЕ ОПОЗНАНИЕ. ТЫ ДОМА».
Вот как. Значит, сработало – благодаря связке Монстр принял меня и дочь за одно существо, правда, с двумя мозгами, вроде как у диплодока. Неравноценными. Полностью адекватен только один мозг, но ради него можно потерпеть и второй, сомнительный.
Пещера Нирваны. Она изменилась, но я сразу узнал ее. Тот же овальный в плане зал, даже увеличившийся… вот только стены покрыты уже знакомыми болячками и потолок провис.
Не лучшее место, но и не худшее. Все-таки не колодец Великой Скорби, что само по себе уже хорошо, хотя для начала я предпочел бы грот Отдыха. Там как-то спокойнее и никто не заставит тебя выть от счастья.
Бегом отсюда! В ближайший коридор – кстати, их теперь четыре, а не два. Можно успеть унести ноги – водопад тихого счастья обрушивается не сразу…
– Ы-ы… – промычала Настька, опускаясь на пол.
Вот как. Выходит на нее – сразу?..
Я подхватил дочь поперек туловища и поволок вон. Подбитый бок взорвался болью, но это было даже хорошо – дольше смогу сопротивляться сладкому дурману…
Проклятый шнур все-таки попал мне под ноги перед самым финишем рывка – я грохнулся, уронив Настьку, и въехал в коридор юзом. Можно было отдышаться. Я не рискнул возвращаться в пещеру Нирваны и подтянул к себе дочь за шнур.
– Сволочь, – сказал я Монстру.
Он не спорил.
Настька захлопала глазами – приходила в себя.
– Папка…
– Сейчас дам няняку, мое солнышко, сейчас…
– Неть. – Она глядела мимо меня. – Мотри – Ниф-Ниф.
Сперва я не понял. Потом проследил за ее взглядом и заморгал. Из стены зала выходила толстая и длинная, как воздушный шар-«колбаса», розовая свинья с отвисшими сосцами и ушами вроде лопухов. Влажный пятачок шевелился. Высунувшись до крестца, свинья покрутила башкой туда-сюда, удовлетворенно хрюкнула и, отпочковавшись от стены, показалась целиком. По-моему, в ней было килограммов триста. Следом, заставив меня нервно икнуть, потянулись поросята.
– Ой! – Настька радостно взвизгнула. – Нуф-Нуф! Наф-Наф!
Пусть Наф-Наф. Главное, чтобы не было серого волка.
По виду это была самая обычная свиноматка с приплодом, только-только научившимся ходить. Я насчитал тринадцать молочных поросят породы ландрас. Выходит, они родились уже внутри Монстра, а может быть, и зачаты были в нем? Каков, любопытно знать, период беременности у хрюшек?
«НЕТ ДАННЫХ».
Хм. Вообще-то редкий случай. Но понятно: зачем офицеру УНБ из отдела по борьбе с промышленным шпионажем носить в себе информацию о сроках опороса? Это не государственный секрет.
Свинское семейство расположилось в самом центре пещеры Нирваны. Удовлетворенно хрюкнув, хавронья тут же завалилась набок, словно ей подрубили ноги, поросята принялись ее сосать, повизгивая от возбуждения. Семейка не обратила на нас никакого внимания.
Экая идиллия…
Экое свинство.
Ну и ну. У предназначенной для дебилов среды обитания и шуточки дебильные. Если этот ходячий эскалоп вздумает наброситься, защищая потомство, – чем отбиваться будем? И нечего ржать. Разъяренная свинья – зверь серьезный.