Настька…
Монстр. Он считал слабоумных своими хозяевами, заботился о них и лечил. Слабоумие слабоумием, а сорок семь хромосом – перебор. Выходит, пока мы блуждали внутри этого чудовища, оно скрупулезно копалось в клеточных ядрах больного ребенка, изымая лишние хромосомы, поправляя оставшиеся…
– Папка плисол, плинес няняку. – Она улыбнулась. И, не выдержав картины моего внезапного столбняка и изумленной физиономии, прыснула.
– Покажи язык! – потребовал я.
– Бе!
Язык как язык. Язычок даже. Обыкновенный, красный. Высунулся и убрался, словно дразнясь.
– Еще раз! – крикнул я, вскакивая на ноги, и, подпрыгнув, захохотал, веря и не веря своему счастью. – Еще! Еще!!!
Она засмеялась.
– А зачем?
Я уже не служу в УНБ.
Нет, меня не тронули и пальцем, не наказали нашими «домашними» методами и уж подавно не отдали под суд – насколько я понимаю, в этом просто не было никакого смысла. Меня даже не понизили в звании, увольняя в отставку, и ныне я отставной майор Нацбеза. Звучит не настолько плохо, чтобы впасть в отчаяние, даже веско для коммерсантов средней руки, которых я, случается, консультирую – в основном по вопросам, как не платить лишних налогов и какой рэкет выгоднее предпочесть: частный или государственный. У меня хорошая репутация и постоянная клиентура. Тот же Каспийцев, накопивший на «особых премиальных» достаточную сумму, чтобы начать новое дело. Его контора процветает, а кроме нее есть и другие, нуждающиеся во мне так же, как я нуждаюсь в них. Моих гонораров хватает, чтобы снимать однокомнатную квартирку в тихом районе, вполне сносно жить самому да регулярно посылать бывшей жене вспомоществование.
Мне даже оставили казенный чип. С ним спокойнее и Максютову, и мне. Все-таки спецмодель.
Моей бывшей группой руководит Саша Скорняков. Он получил следующее звание. Конечно, теперь ему недосуг зайти ко мне раздавить бутылку-другую. Но я не обижаюсь. Для этого занятия мне не нужен компаньон. По вечерам наедине с собой я вживаюсь в образ угрюмого пьянчуги – молчаливого, все сильнее замыкающегося в себе с каждым новым глотком. Так лучше для всех нас. По сути, я уже вжился в этот образ настолько, что, мотаясь днем по своим необременительным делам, с вожделением жду вечера, когда задерну плотные шторы, выключу весь свет, кроме ночника, и налью себе первую стопку. Я ношу маску, лучшую из всех масок на свете, – собственное лицо.
Несомненно, за мною присматривают. Что ж, пусть. Их право. Я маленький человек и не представляю опасности, Максютов это знает и, вероятно, страхуется лишь из привычки все делать основательно и дотошно. Невозможно представить Носорога столь сентиментальным, чтобы ему пришло в голову щадить тех, кто опасен, в память о прежних заслугах.
Не тронули, а тронут ли в дальнейшем – как знать? Ситуация может поменяться, и мне интересно только одно: пойму ли я в последнюю секунду жизни, что мною РУЛЯТ? С другой стороны, и памятника за мои заслуги мне никто не поставит, что только справедливо и о чем я, признаться, нисколько не жалею. Не я избавил мир от Монстра – в большей степени это сделал Максютов, независимо от того, что было у него на уме. Он и еще Настя.
Спокойная, тихая жизнь. Вроде бы рановато мечтать о ней в тридцать три года, но кто ж меня спрашивает? Надо поинтересоваться у наследников Шкрябуна: не продадут ли они тот домик в Жидобужах по-над шумящей перекатами речкой с форелью, если он еще не развалился? Не продадут – куплю другой в тех же краях. Будет летняя дача, а со временем я окончательно переберусь туда, поближе к природе. Стану ходить на рыбалку, растить яблони и вскапывать огород…
Иногда мне снятся сны – те самые, из породы «лучше бы не было». В них, необычайно и удручающе ярких, я никогда не сижу без дела. Я иду! Просто иду, и все. Не останавливаясь. Я не помню, зачем я иду, я напрочь забыл это, утерял цель и смысл, но знаю, что обязан идти и идти по бесконечным внутренностям Звездного Монстра.
Я просыпаюсь.
И понимаю, что все это – было.
Монстр окончательно исчез к февралю. Говорят, в последние недели он выглядел совсем жалко: занесенный снегом холм с каждым днем «садился», становясь все ниже и ниже, а в тех местах, где снег регулярно счищали, поверхность Монстра почернела, сделалась морщинистой и трещиноватой, вроде мокрой от дождя коры старого больного дуба, и из трещин постоянно сочилась густая прозрачная жидкость, не замерзающая на морозе. Иным казалось, будто Монстр плачет, умирая…
Уверен, что зимние морозы были тут ни при чем.
Потом холм окончательно сжался, уже не проявлял никаких внешних аномальностей, вроде «эффекта отталкивания» у наружного барьера, так что каждый мог подойти и безнаказанно потрогать умирающее чудовище, инженеры из технического обеспечения тайком оставляли автографы на потрескавшейся «коже», а двое солдат были наказаны гауптвахтой за то, что на спор забирались на самый верх и скатывались на заду, как с горки. Чисто физически это было нетрудно – холм уже уменьшился в объеме раз в пятьдесят.
Говорят, последний день был отвратителен: конвульсии умирающей, гниющей, пузырящейся зловонными газами, распадающейся на глазах странной плоти чудовища довели половину очевидцев до неудержимой рвоты. Спустя несколько часов после начала агонии на месте, где недавно лежал Монстр, осталась лишь обширная вдавленная яма, напоминающая воронку от десятитонной фугаски, налет инея на комьях глины да несколько лужиц странной, резко пахнущей жидкости.
Очень скоро исчезли и они.
По этому поводу в прессе и на телевидении было много шума, корреспонденты старались переплюнуть друг друга, живописуя предсмертные судороги «инопланетного врага», которые почти никто из них не видел; впрочем, часть видеоматериалов очень скоро была рассекречена. В ООН даже обсуждалось предложение объявить день гибели Монстра общепланетным праздником, но как-то обошлось. Потом – почти забылось.
Никаких следов двух человек, прижившихся в Монстре, обнаружить не удалось.
В половодье выемка заполнилась речной водой, образовалось проточное круглое озеро, место небывалого летнего наплыва «диких» туристов. Теперь их начали гнать оттуда – некая немецкая фирма выиграла тендер на строительство фешенебельной гостиницы и соответствующей зоны отдыха вблизи новоявленной туристской «зеенсвюрдищкайт». По-моему, благодаря Монстру губерния в итоге получила значительно больше, чем потеряла.
Вскоре после угасания главной волны шумихи, ранней весной, когда капель выедала каверны в сугробах, съежившихся, как Монстр, меня навестил Топорищев и за чаем с печеньем (от водки он отказался) изложил свой Основной Постулат, то ли по делам рук моих считая меня достойным узнать истину одним из первых, то ли просто не забыв, как я когда-то настырно лез к нему с расспросами о Монстре.
Монстр изучал нас и сделал вывод: земляне чем-то отличаются от его хозяев (или рабов?). Нынешние земляне.