Я вынужден был констатировать, что вся эта лавина данных весьма далека от категорий здравого смысла. Примерно так я и ожидал. Впрочем, здравый смысл – настолько примитивно организованная материя мышления, что она должна помещаться не в головном мозге, не в спинном даже, а где-нибудь в коленной чашечке…
Ладно, проехали.
Я вздохнул и перешел к распределению по регионам. Сенсаций не оказалось: повсюду примерно одно и то же, с незначительными отклонениями, дисперсия мала. Уже одно это уничтожало на корню всякие гипотезы об эпидемии. Но пусть мои ребята покопают и в этом направлении, останавливать не буду… И заведомо ложные гипотезы полезны. Лучше искать то, чего не существует в природе, чем искать вообще неизвестно что.
Правда, в сельской местности процент оказался несколько меньшим, чем в городской, но что это означало – влияние свежего воздуха или скверную работу структур, информирующих Домоседова, – я не понял. Вполне можно предположить, что информация из малообжитых районов приходит с опозданием на несколько дней – вот вам и разница в статистике.
В 35 процентах случаев самоубийство совершалось дома, 59 процентов приходилось на тот же населенный пункт или ближайшие окрестности. В остальных случаях люди лишали себя жизни вдали от привычного места жительства, в том числе чуть менее двух процентов выпадало на заграницу.
Какой-либо закономерности тут не просматривалось. Обыкновенное среднестатистическое распределение населения по территории. Запрошенные мною точные данные подтвердили, что расхождение начиналось с десятых долей процента.
Строго говоря, такой вывод уже кое-что дает, рассудил я. Выходит, ненормальным самоубийцам ВСЕ РАВНО, ГДЕ уходить из жизни, важен результат, а не обстановка. Вывод интересный, аналитики за него, несомненно, уцепятся, а что он даст мне сейчас?
Ничего.
Дата. С первого взгляда было ясно, что Нетленный не врал. Экспоненциальный рост.
Стоп!.. Мне показалось, что я напал на некую мысль. Не в дате дело. На дату – наплюнуть… Ага, вот оно что: распределение по регионам оказалось практически равномерным – в процентах к численности проживающего там населения, разумеется. Но ведь так не бывает! Не знаю, с чем связан сей прискорбный факт, какой геофизический или человеческий фактор играет тут роль – такие вопросы спокон веку в ведении Службы Духовного Здоровья, – но есть регионы, в которых количество самоубийств из года в год ЗАМЕТНО ПРЕВЫШАЕТ средний фоновый уровень! Я немедленно затребовал суицидальную статистику за позапрошлый год, развернул ее в трехмерную гистограмму по регионам и провел сравнение. Так и есть: теперь региональные «пики» и «впадины» заметно сгладились, а некоторые из не очень явно выраженных вершин исчезли почти совершенно! Итак, запишем: всплеск аномального суицида не связан с региональными особенностями и проявляется равно по всей терри…
Стоп. Такой вывод я уже делал. Пока он никуда меня не привел, кроме как ткнул носом в то, что аномальный суицид – это не суицид фоновый. Так я это и сам знаю.
Странно. Совсем не похоже на эпидемию – нет картины распространения. Даже если предположить неожиданную активацию сразу сотен, если не тысяч, природных очагов и учесть мобильность заразных попрыгунчиков… нет, не получается.
Стоп! В третий раз. Прежнюю формулировку вывода побоку, пишем новую. Итак: существует неизвестный нам фактор (вероятно, один, а не группа), определяющий наблюдаемый всплеск. И фактор этот практически не зависит от простых, понятных вещей, и уж меньше всего – от региона.
А от чего еще он может зависеть? От политической системы, что ли? Глупости. То есть и от нее, родимой, зависит, конечно, но крайне слабо. При любой системе люди жить хотят. А тут словно кто-то сверху спускает разнарядку: в этом месяце каждого стотысячного (или тысячного) – в расход…
Меня даже по’том пробило от этой мысли. Что же получается? Фактор – глобальный? Разумеется. Выходит, в нашем привычном мире, вполне терпимом, а кое-где даже уютном, в мире, где двенадцать миллиардов человек со своими автомобилями, реакторами, правительствами, благотворительными фондами, камнями в печени, компьютерными сетями, малыми войнами и глобальными противоречиями, спецслужбами, еженедельными перечислениями на счет, футбольными матчами, канарейками, эпидемиями, орбитальной обсерваторией «Цвикки» и детским стишком «Есть ли уши у горбуши?» живут себе и намерены жить дальше, – существует НЕЧТО, неизвестное нам, в чем было бы еще полбеды. Хуже, что это неизвестное – убивает.
Для проверки я вывел динамику «фонового» суицида во времени, наложив на нее метеоусловия, и убедился, что ошибки нет никакой. В дни, когда прыгало атмосферное давление и геомагнитное поле проявляло нестабильность, число «фоновых» самоубийств было заметно больше нормы. Собственно, я и раньше об этом слышал. Не у всех гранитная психика, и невротики сами регулируют свою численность, как ни цинично звучит такая формулировка. Я еще раз вернулся к аномальной статистике и снова заказал картину распределения во времени, но с более мелкой сеткой. На первый взгляд колебаний, явно выходящих за рамки случайной погрешности, не оказалось, однако программа сравнения уверенно выявила корреляцию с коэффициентом 0,09.
Примерно так я и думал. Суицидальные невротики первенствовали и здесь, однако «тонули» в массе случаев, не объяснимых ничем, кроме действия пресловутого НЕЧТО. Между прочим, и среди «фоновых» самоубийств всегда имеется известный процент необъяснимых. И если часть их при условии предельной скрупулезности следствия (а кому это надо?) все же удается более или менее правдоподобно объяснить, то вторая часть вообще не объясняется никакими разумными причинами, зато могла бы быть предотвращена обычной психотерапией – если бы склонные к суициду неврастеники не зацикливались на своем пунктике, заранее уверенные, что никакой психотерапевт им не поможет.
Иными словами, неизвестный фактор действует не избирательно. Не точечное бомбометание, а бомбовый «ковер». Что и требовалось доказать.
Группировать свои скудные выводы и размышлять над ними я пока не стал. Все-таки это неполная статистика. Несмотря на весь профессионализм «летучего отряда», какое-то количество немотивированных самоубийств должно было попасть в раздел мотивированных и наоборот. Трудно расписываться и за психически неполноценных – у них могли быть иные мотивы, отличные от наших. Наконец, некоторое количество самоубийц попросту не удается обнаружить – скажем, не все утопленники всплывают. Следовательно, нужно затребовать полную информацию о пропавших без вести за последние годы. Может, немытым трудоголикам Воронина и академичным экспертам Лебедянского удастся извлечь из нее что-нибудь рациональное.
А главное – им не придется впадать в популяризацию, объясняя мне суть своих изысканий.
Пусть работают. Толковый администратор не упражняется в спускании директив – он создает условия для того, чтобы подчиненная ему команда выкладывалась в полную меру сил, а сам стоит неподалеку, как нахальный любитель у гроссмейстерской шахматной доски. Правда, в шахматной практике подобных любителей гонят взашей, справедливо опасаясь их «свежего взгляда» и несдержанности языка, – но кто ж выгонит меня?