Неподалеку в окружении степняков стояли бойцы его отряда. Они были готовы к новым испытаниям, поскольку их покормили обедом и вернули Аркуэнона. Ссадины и царапины на его лице затянулись, и теперь он выглядел куда лучше, чем когда пребывал в клетке.
Следом за Каспаром из шатра вышел Мансур. Даже не взглянув в сторону пленников, он сделал знак своему «сержанту», и воины повели их на другой конец стойбища.
Это вызвало новый интерес у местных жителей, которые решили, что состоится еще один бой. Воины гнали их прочь, пуская в ход кулаки, в то время как с Фраем и его друзьями обращались куда вежливее и даже не толкали их, как прежде, в спины древками копий.
Это тоже было одним из следствий выигранного Фундинулом боя.
Каспар шел во главе своего отряда, всем своим видом показывая степнякам, что теперь он и его бойцы снова отдельное и вольное подразделение. Впрочем, шел он туда, куда ему указывал «сержант».
Жители стойбища упорно следовали за конвоем, выискивая глазами гнома, а сопровождавшие пленников воины, отпихивая друг друга, старались подойти поближе к Фундинулу и перешептывались, видимо обсуждая наиболее яркие моменты его схватки с Эрдеком, а некоторые особенно смелые даже дотрагивались до гнома, полагая, что это принесет удачу.
Петляя между барханами, пленники и охрана двигались наперегонки с катящимся к закату солнцем. Фрай смотрел по сторонам, но пока ему не удавалось увидеть ту песчаную гору, о которой говорил Мансур. На несколько минут Каспар забылся, а когда очнулся, неожиданно увидел ее прямо перед собой.
Это был гигантский бархан, такой высокий, что взбираться на него пришлось бы целый день.
Мансур, до того шедший позади, обогнал колонну и пошел первым. По-видимому, этого требовал обычай, которому он подчинялся.
Когда они стали огибать песчаную гору, Фрай увидел кривой одинокий столб. Скорее всего это были остатки старого дерева, которое не только засохло, но и потеряло со временем ветви.
Теперь на этом столбе сидел ворон. Тот самый, которого Каспар и его друзья видели, подъезжая к селению степняков.
При появлении людей ворон встрепенулся, снялся со столба и начал кружить над колонной.
– Небось уверен, что дождался своего, – заметил Бертран, наблюдая за вороном.
– Ему лучше знать, как все обернется. Вороны живут сотни лет, – добавил Аркуэнон.
Каспару не нравилось настроение членов его отряда, однако ничего поделать он не мог. Сейчас было как-то не к месту говорить ободряющие речи. Тем более что впереди, в дрожащем мареве, поднимавшемся от раскалившегося за день песка, стал проявляться силуэт обещанного Мансуром черного шатра.
По мере того как пленники приближались к шатру, они замечали все больше разбросанных вокруг белых черепков. Когда колонна подошла еще ближе, стало видно, что черный шатер буквально стоит на этих черепках.
Вскоре пленники поняли, что черепки – это человеческие кости и черепа, выбеленные горячим ветром и солнцем.
Неожиданно Мансур обернулся и сказал:
– Смотри, Проныра, это головы тех лгунов и нечестивцев, которые шли против моего рода. Их приводили на суд Черного Шатра мои предки. Потом приводил мой отец. Теперь привожу я… Если мудрецы посчитают тебя лгуном и нечестивцем, твои кости тоже лягут в этот песок. И кости твоих людей – тоже.
– А если они не посчитают меня нечестивцем? – спросил Каспар.
Видимо, Мансур счел этот вопрос прямым оскорблением, в его глазах вспыхнула злоба, однако он сдержался и ответил как можно спокойнее:
– Если они не посчитают тебя нечестивцем, тогда ты будешь оправдан окончательно. Тогда я не только отпущу тебя, но и попрошу у тебя прощения.
Не дойдя до шатра шагов пятьдесят, Мансур приказал всем остановиться.
Черный ворон продолжал кружить над колонной, а когда люди остановились, сел на вершину шатра – там, где торчала макушка опорного столба.
Ворон сел, но не стал перебирать перья или чиститься, как обычная птица. Он просто сидел и не мигая смотрел на приведенных жертв. Ворон был уверен, что ему что-то перепадет.
– Ну, и чего же мы стоим? – спросил Каспар, обращаясь к Мансуру, который, судя по всему, не решался пойти и проверить, живет ли вообще кто-то в этом шатре.
Шатер производил впечатление давно заброшенного жилища, вокруг него, кроме черепов и костей, не было ничего, даже следов.
– Замолчи, нечестивец, – прошипел Мансур. – Мудрецы сами выйдут к нам и дадут знак, когда посчитают нужным. Если будет на то их воля, мы простоим тут неделю, и только они будут решать, уйти нам или продолжать ждать.
– Что-то не нравятся мне эти разговоры, ваша милость, – негромко заметил гном. – Тут такой ужас по ногам пробирает, что даже мурашки… А солнце-то садится.
– Подожди, Фундинул, – сказал Каспар. – Думаю, скоро все выяснится.
Сколько им пришлось ждать, определить было невозможно. Все находились в каком-то оцепенении. Только ветерок продолжал лениво трепать старую ткань шатра да редкие венчики из конского волоса, которыми были украшены шлемы степняков.
Наконец стоявший первым Мансур пошевелился, ожил и, повернувшись к пленникам, коротко бросил:
– Пошли…
– Тебе дали какой-то знак? – удивился Каспар.
– Да ты что, Проныра, ослеп? – Мансур зло и насмешливо усмехнулся, как будто разговаривал с дурачком. – Один из мудрецов только что выходил из шатра, чтобы позвать нас…
Каспар и его бойцы невольно переглянулись. Однако спорить было бесполезно.
Каспар двинулся за Мансуром и, мельком взглянув на макушку шатра, не обнаружил там ворона, хотя не помнил, чтобы тот улетал.
Откинув полог, который вблизи оказался полуистлевшей тряпкой, Фрай вошел следом за Мансуром и удивился тому, что внутри шатра оказался выложенный каменной плиткой пол.
Изнутри шатер казался намного больше, чем снаружи. Это сразу бросалось в глаза.
Одна его часть – со стороны входа, была погружена во мрак. Другая, отгороженная цепочкой светильников на высоких ножках, освещалась их дрожащим пламенем. На той половине, скрестив ноги, сидели люди. Их было четверо. Хотя освещения было достаточно, Каспар не мог разглядеть их лица.
– Они что – спят? – прошептал Фундинул, который первым подошел к Каспару и стал справа от него.
– Я не могу сказать тебе. Я даже лиц не могу рассмотреть, – ответил Каспар так же тихо.
Слева от него стал мессир Маноло. За ним Углук и Бертран. Далее – Аркуэнон.
Мансур вышел вперед – к самой черте масляных светильников и, остановившись, склонил голову, наверное продолжая молчаливый диалог с мудрецами.